Газета Завтра 929 (36 2011)

Радикальное противостояние с Церковью и доктринальное неприятие духовной стороны человеческой жизни лишило коммунистическую идею онтологической глубины, иссушило ее созидающую силу, сделало невозможным новый идеологический синтез. В итоге первоначальный религиозный максимализм "коммунистической реформации" обернулся идеологическим тупиком, в котором и поныне пребывает коммунистическая теория. Культ материализма вытравил идеальное начало не только в общественном сознании, но и в самой коммунистической идее. Социализм как материальная база коммунизма был построен, однако восходящая духовная энергия коммунизма была исчерпана — в результате все вновь покатилось вниз, в объятия уже давно забытого "старого мира".

Тем не менее, шанс выправить положение и удержать коммунистический вектор советского развития теоретически был. В логике Реформации за эпохой горячих "религиозных войн" следует эпоха Просвещения как новый мировоззренческий синтез, осваивающий освобожденные религиозные энергии в новых культурных формах. В России эпоха "коммунистического просвещения" должна была наступить на переломе 80-х — все предпосылки для этого были. Открытость к Церкви, публикация русских религиозных философов, исчерпанность тоталитарной системы, кризис коммунистического догматизма. В рамках идеологической свободы и политической демократии были открыты все возможности для нового культурно-исторического синтеза, способного по-новому одухотворить советскую систему, открыть для нее дальнейшие перспективы развития. Однако инициаторы "перестройки", интуитивно понимая необходимость такого качественного перехода, не увидели собственных (духовно-имманентных) источников нового синтеза и просто развернули вектор советского строительства в сторону западноевропейских стандартов — в экономике, политике и культуре. В этом смысле верхушка КПСС (Горбачев и Ко) действительно совершила не только "догматическое", но и национально-стратегическое предательство. Чем тут же воспользовалась "пятая колонна" Запада, переведя стрелки социалистического развития на капиталистические рельсы и подчинив Россию внешнему колониальному управлению. Коммунистическая партия оказалась на грани запрета, а коммунистическая идея и сама советская эпоха — перманентным объектом для идеологического и политического битья.

Но в странной ситуации оказалась и русская Церковь. Её положение в постперестроечные годы крайне двусмысленно. С одной стороны, полная свобода для неограниченного экстенсивного возрождения (строительство храмов, открытие миссии), а с другой — абсолютная нестыковка с действующей идеологией западного либерализма и реалиями капиталистической действительности. Несмотря на видимую благосклонность власти, "симфония" Церкви с такой чуждой социально-экономической системой в принципе невозможна, поэтому невозможно и ее реальное влияние на динамику общественных процессов. Россия тотально переформатируется по западно-европейским лекалам, а русская Церковь лишь молчаливо присутствует при этом как немое оправдание буржуазной реставрации. Надежды на большее здесь, увы, не оправданы. Этика капитализма даже под вывеской "православного предпринимательства" остается протестантской, комплексно определяющей соответствующую модель жизнеустройства. Ее принятие неизбежно оборачивается "экономическим экуменизмом" — предательством духовных ценностей православия на эмпирическом социально-экономическом уровне.

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ КОНСЕНСУС

Что же имеем в итоге? Советская социалистическая система, научно воплотившая христианскую правду социальных отношений, — отвергнута как "безбожная", а либерально-рыночная модель, свободно попирающая христианские заповеди, — принята как "естественная". Религиозный подтекст коммунистической Реформации XX века остается не понятым как со стороны Церкви, так и со стороны ортодоксального коммунизма. И это "религиозное недоразумение" остается зияющим идеологическим провалом, над которым катастрофически зависла русская история.

Но время вышло. Пора перевести потенциал застарелого мировоззренческого конфликта в положительную историческую перспективу. Противоречия между коммунизмом и православием нет: это две стороны исповедания христианства в русской истории — идеально-духовного и социально-практического. Взаимное противостояние того и другого в XX веке имело диалектический характер (как тезис и антитезис), что подразумевает возможность нового идеологического синтеза. Сугубая конфликтность реального процесса была политически неизбежной: "религиозные реформации" в истории никогда не проходили мирно.