Читаем Газета Завтра 929 (36 2011) полностью

Культура потребления воспитывалась тоже. Ненужное постепенно вытесняло необходимое. Страна, в которой не было рабов, превращалась в страну, где не осталось хозяев. Где официант, будучи лакеем по сути, де юре таковым не считался, становясь "культурным потребителем". Где таксист конкурировал с товароведом в высокомерной пошлости разбогатевшего хама и соревновался со швейцаром в виртуозности получения чаевых. Где музыкант был счастлив играть в кабаке. Где каждый директор гастронома считал себя солью земли.


Давайте признаем честно: советскую рекламу не смотрели никогда, как сейчас не смотрят TV-sale, продукция которого рассчитана на домохозяек из категории "белый мусор". Поэтому утверждение "крутости" соврекламы в духе: "Она же была, как короткометражные фильмы" — не проходит. Мы видим на канале для "белого отребья" эпопеи в стиле эпизодов телесериала и почему-то не считаем их произведениями искусства. Достижением техники манипулирования — да, поскольку таргет-группы упомянутых роликов короткометражного кинопроизводства таковы, что видимое приходятся им по душе и по разуму.


Именно от подобного их нано-мозг вырабатывает эндорфины. Прежние "криэйторы" не были бездарями — они были новичками, они плохо работали с понятием "целевая аудитория", неоправданно сужали его. Но для зрителя, которого "вычислили", работали неплохо.


О высоком уровне нынешних манипуляторов говорит сам фестиваль. Организаторы внесли минимальные изменения в позднесоветскую эстетику, можно сказать, нано-изменения, и сделали из ничего событие. Всего лишь обернув ностальгию в чуть-чуть актуализированную упаковку.


Фестиваль продлится до 14 сентября, и нет никакой гарантии, что я вновь не окажусь в зрительном зале "КИНОклуба на Винзаводе".





Владимир Винников -- Апостроф


Владимир Бондаренко. Русская литература ХХ века. 100 лучших поэтов, прозаиков, критиков. — М.: РИД "Российский писатель", 2011, 336 с., 500 экз.


Владимир Григорьевич Бондаренко — всегда свой среди чужих, чужой среди своих. И не потому, что "так сложилось", — вовсе нет. Это позиция и принцип. Если угодно, выстраданные, подтверждённые не только сорока годами работы в литературе, тремя инфарктами (самая опасная для здоровья профессия после шахтёра — литературный критик), но и той острейшей реакцией, которую публикации Бондаренко всегда вызывают и "слева", и "справа", и со всех сторон сразу. Поэтому многие оппоненты называют его "литературным провокатором".


Латинское слово "провокация" в русском языке давно приобрело отрицательное значение, и заниматься провокациями, провоцировать кого-то, быть провокатором — дело недостойное и порицаемое. Однако изначально (в точном смысле латинского выражения pro vocatio) оно означало именно побуждение к волеизъявлению (иногда — обязывающего характера), но не более того.


Великим провокатором был пушкинский Балда — и кого он, к тому же, провоцировал? — нечистую силу!


Верёвкой хочу море морщить,


Да вас, проклятое племя, корчить!


Многие читатели понимают это, и сам критик радуется такому пониманию, приводя их слова: "А всё равно, молодец Бондаренко! Всколыхнул болото... Пока мы всё это обсуждаем — мы живы!.."


Правда же — ну, кому нужен критик, который никого не задевает, ничего не затевает, с которым не о чем "ругаться"? Только тем авторам, кого он хвалит? Это непрофессионально.


Лев Аннинский, Владимир Бондаренко, Виктор Топоров (перечисляю пофамильно в алфавитном порядке), кто бы как ни относился к их взглядам и творчеству, — именно профессионалы, и свои профессиональные функции они исполняют с блеском. Кого-то этот блеск может раздражать, кого-то — ослеплять, а кому-то — освещать дорогу.


Но главное у обозначенной выше тройки качество, редкое и почти напрочь отсутствующее у других современных отечественных критиков, — стремление постоянно подвергать сомнению не чужое, а своё (это "своё" у них очень разное, но оно есть, что редкость тоже).


"Свой среди чужих, чужой среди своих" — в этом качестве Владимир Бондаренко, начинавший как поэт-модернист, и до сих пор благодарный Иосифу Бродскому за "прививку от самомнения", а сегодня пишущий далеко не "реалистическую" прозу, — вовсе не одинок. Отсюда все обвинения в адрес Бондаренко как "гуттаперчевого критика", который "и нашим, и вашим". Но, по-моему, гораздо лучше и честнее сомневаться, искать истину, ошибаться и "набивать шишки" при этом, чем довольствоваться очевидным суррогатом истины только потому, что так "удобнее".


Перейти на страницу:

Все книги серии Завтра (газета)

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Публицистика / Документальное / Биографии и Мемуары