Газета Завтра 946 (3 2013)

Критик Б.Сарнов уверяет: "По правде, еврей из меня вышел плохой". Я, говорит, даже и не различаю, кто еврей, кто не еврей. Вот знаю только, что Алла Гербер — точно еврейка, а больше — ни души. Но вот что интересно: упоминая многих евреев, он почти каждого называет своим другом, дружком, близким другом, ближайшим. Это — Илья Зверев (Замдберг), Бакланов, Эмочка Мандель, Поженян, Левицкий, Бременер, Балтер, Войнович, Корнилов, Аксёнов, Биргер, два Шкловских... Всё друзья! И даже если упоминает раз десять, допустим, Манделя, то все десять раз непременно с этой уже назойливой нашлёпкой — "мой друг". Да никто не против, только зачем изображать себя национальным дальтоником? А русские ходят у него без таких нашлёпок.

Во время войны Сарнов с родителями был в эвакуации где-то аж за Уралом. Там у него появился приятель Глеб Селянин. Мы, говорит, "были склонны глумиться над всем, что видели вокруг". Над всем... А видели они вокруг русских людей, самозабвенно трудившихся, недоедавших, с тревогой ожидавших вестей с фронта. Они же забавлялись, хихикали, зубоскалили. Когда в 1944 году был учреждён новый гимн, сочинили свой "перифраз" в виде глумливой пародии:

На бой вдохновил нас великий Селянин,

Сарнов гениальный нам путь указал...

Господи, и такую убогую чушь не стесняется через пятьдесят лет воспроизводить! И ещё из книги в книгу скулит, как жестоко с ним поступили в Литературном институте, исключив в своё время из комсомола. Да тебя нельзя было на пушечный выстрел подпускать даже к санэпидемстанции.

Конечно, порой бывает и так, что тупая антисоветчина Сарнова сплетается в один клубок с его болезненной страстью всюду вынюхивать национальные корни. В это трудно поверить, но ведь сам же рассказывает: в те же годы войны, в эвакуации, он сочинял гнусные эпиграммы на Сталина, — на человека, с именем которого в те дни связывало надежды на спасение все человечество, и даже заматерелый антисоветчик Бунин писал тогда: "Сталин летит в Тегеран, и я весь в тревоге: не случилось бы с ним чего".

Этот еврейский недоросль глумился над главой государства и Верховным Главнокомандующим с точки зрения именно национальной. Сталин в своей великой речи на Красной площади 7 ноября 1941 года, обращаясь к проходившим перед Мавзолеем колоннам солдат, сказал: "Пусть вдохновляет вас в этой борьбе мужественный образ наших великий предков". И в их числе назвал Суворова и Кутузова. И начинающий негодяй сочинил свой очередной "перифраз":

Мы били немцев и французов,

И в тех боях бывали(!) метки (!),

Но и Суворов, и Кутузов

Ведь не твои, а наши предки.

Что, мол ,ты, грузин, к моей русской славе примазываешься. Я лично в этом возрасте и не знал, и не интересовался, кто там в Кремле какой национальности. Возможно, и фамилии Сталина не знал. А этот чутконосый... И прочитал своё сочинение отцу, рассчитывая на похвалу. Тот просто взорвался:

— Чего ты полез? Суворов и Кутузов тебе тоже никакие не предки!— зло сказал отец родному перифразёнышу.

А он обиженно ответил, что родился в Москве (будто отец не знал этого), "мой родной язык русский и вообще я считаю себя русским".

— Вот и Сталин считает себя русским,— отрубил отец. Не тебе, еврею, тыкать Сталина в нос его нерусском происхождением.

"Никогда, — признаётся Сарнов,— отец так со мной не разговаривал ни до, ни после . Я надулся и обиженно молчал". Но затаил в душе некоторое хамство.

Казалось бы, такого убедительного отлупа от родимого батюшки должно бы хватить человеку на всю жизнь. Но ничего подобного. Плевал он на батюшку. И вот ему уже под девяносто, и всё шамкает: "Я — русский, потому что родился около Елисеевского магазина, а Сталин хотел к моей великой русской славе примазаться". И приводит такой пример. Я, говорит, "хорошо помню, как в день победы над Японией Сталин сказал: "Мы, русские люди старого поколения, сорок лет ждали этого дня". Услышав это, я был возмущён. В моих глазах это было предательство". Верховный Главнокомандующий предал Беню, сытую и пакостную тыловую букашку...

Конечно, Сталин, сформировавшийся как политик в русской среде, православный человек русской культуры, великий вождь России имел все основания считать себя русским, как Наполеон — не корсиканцем, а французом, как Дизраэли — не евреем, а англичанином, даже, как Гитлер — не австрийцем, а немцем, как вместе с ним и Маннергейм — не шведом, а финном. И в переписке военных лет с Рузвельтом и Черчиллем у Сталина то и дело мелькает: "мы, русские"... "у нас, у русских"... "нам, русским"... и т.п.