Газета Завтра 965 (19 2012)

Подчеркну – данный метод не может претендовать на точность. Он призван только определить порядок цифры. К этим расчётам нужно как минимум добавить 700-800 тысяч погибших военнослужащих, относящихся к другим половозрастным группам (см. выше). Нужно положить миллиона полтора-два на межполовую разницу в гражданских жертвах войны (раз женщин на «гражданке» погибло больше, для сведения баланса надо увеличить фронтовые потери мужчин). Затем нужно вычесть не менее миллиона в счёт повышенной послевоенной смертности вернувшихся с фронта мужчин-инвалидов. Наконец, из итоговой цифры нужно вычесть убыль тех советских мужчин, которые погибли в армиях противника или ушли с этими армиями на Запад; эмигрантов, не вернувшихся из плена на Родину; тех, кто стал жертвами ГУЛага или Финской войны; погибших советских и несоветских партизан («лесных братьев», бандеровцев) и т.д. Эта пёстрая смесь разных видов неестественной мужской убыли, не относящихся к боевым потерям Советской Армии в Великой войне, явно весит более миллиона жизней. Но, как видим, в итоге плюсы и минусы почти уравновешивают друг друга.

Так или иначе, порядок боевых жертв нашей армии очевиден. Их реальный уровень вряд ли сильно отличается от десяти миллионов человек, что коррелирует с официальной советской цифрой боевых потерь, озвученной ещё к тридцатилетию Победы.

Весьма похожую цифру – 11 миллионов – называет один из самых авторитетных британских историков, профессор из Оксфорда Норман Дэвис (26), хотя его формулировка «военные потери СССР» может трактоваться расширительно, включая боевые жертвы партизан и коллаборационистов.

ЕЩЁ НЕСКОЛЬКО ВАРИАНТОВ ПРОВЕРКИ

Демография – это наука, наврать в которой довольно сложно. Различные показатели так увязаны друг с другом, что любая, даже локальная ложь сотрясает всю систему статистических связей – как запутавшаяся муха сотрясает всю ткань паутины.

Например, по переписи 1959 года (23) мы можем оценить, сколько мальчишек 1923 года рождения (срочники Сорок первого года, «выбитый призыв») вернулось домой с войны. Мы видим, что в 1959 году на 100 женщин этого возраста приходилось 64 мужчины (1 802 тысяч женщин и 1 160 тысяч мужчин). С учётом естественной мужской сверхсмертности, можно смело утверждать, что на войне погибло не более трети их ровесников. А ведь этот год призыва понёс максимальные потери среди всех возрастов (младшие не успели пройти войну «от звонка до звонка», среди старших многие уже имели бронь или проблемы со здоровьем, да и на фронте жизненный опыт помогал им уберечься).

Из той же переписи (23) можно узнать, что к 1959 году 72,5 % женщин 1919-23 годов рождения, ровесниц «выбитого поколения», сумели законно выйти замуж (5 121 тысячи из 7 062 тысяч), хотя легализации многожёнства в послевоенной стране не наблюдалось. Эти, и многие другие факты, касающиеся самой пострадавшей возрастной когорты, абсолютно не вяжутся с утверждениями Соколова, согласно которому только в армии погибло почти две трети всех (!) советских мужчин в возрасте от 18 до 50 лет.

Кстати, в ФРГ, согласно статистике 1950 года, в «выбитом поколении» 1920-24 гг. рождения на 100 женщин приходился 71 мужчина (9). Учитывая, что естественная разница между мужской и женской смертностью у немцев, в отличие от русских, минимальна, мы видим, что процент военных потерь в этом поколении очень близок к нашему. Следовательно, пропорции погибших на войне советских и немецких воинов должны быть очень близки к пропорциям потенциальных призывных контингентов (24 и 43 миллиона соответственно), то есть приблизительно один к двум, но уж никак не один к десяти.

Близкие пропорции военных потерь вермахта и советской армии подтверждаются и схожей долей вдов среди взрослых женщин послевоенного времени: СССР – 19,0 %, ГДР – 18,6 %, Австрия – 18,5 %, ФРГ – 17,7 % (3). При этом надо учесть, что ФРГ после войны была страной интенсивной мужской иммиграции, и часть овдовевших немок успела повторно выйти замуж за приезжих испанцев, итальянцев или хорватов.

О сходстве пропорций боевых потерь говорит и анализ людских балансов двух воевавших армий (2, 16). К концу войны в Вермахте оставалось около 7 миллионов бойцов (33% призванных), в СССР осталось в строю 12,8 миллиона воинов (37%). Комиссовано по ранениям и инвалидности было 2 миллиона в Вермахте (более 9 %) и 3,8 миллионов у нас (11 %). Отправлено в тыл для работы в народном хозяйстве – 9 % у них и 10 % у нас. Как видим, никаких резких перекосов в структуре не наблюдается, одинаковые законы войны действуют по обе стороны фронта. Значит, следует ожидать, что проценты погибших среди призванных тоже не должны сильно различаться.

Кроме того, доли погибших должны быть примерно пропорциональны близким друг к другу долям комиссованных инвалидов: девять и одиннадцать процентов. Если верить медицине, а не теории «сверхчеловека», шансы умереть, выздороветь или стать калекой после вражеского попадания вряд ли сильно различаются у русских и у немцев.