Газета Завтра 970 (27 2012)

В журнале "Русский репортёр" многие месяцы печатался кусками, а теперь завершился новый роман Натана Дубовицкого "Машинка и Велик". Как вы думаете, о чём этот роман? Может быть, о том, как в провинциальном уголке русского ада были похищены дети, и их обретение стало возможным благодаря вмешательству в чудовищную русскую жизнь светоносных сил неба? Нет, роман не об этом! Может быть, главная драгоценность романа — это поразительный русский язык, которым описываются волшебные деревья и травы, мистические воды и зори, та божественная русская природа, которая и является бессмертной душой России? Нет, не ради этого Натан Дубовицкий взялся за перо! Может, Натан Дубовицкий — это социальный писатель, который пишет русскую безнадежность, падение в социальную бездну, куда летят бомжи и полицейские, бандиты и властители, и автор, как пеликан, разрывает себе грудь и вырывает из нее свое стенающее окровавленное сердце? Нет, и это не главное! Или, быть может, роман — это мистическое откровение, где пасхальными энергиями воскрешаются моряки "Курска", а враги рода человеческого с рогами, копытами и шерстяными хвостами принимают православие, а в центре духовных сил, как таинственный Спас, повелевает миром капитан Арктика? Нет, отгадка не здесь. Мегароман "Машинка и Велик" являет собой нечто совершенно иное, отгадать которое дано абсурдистскому сознанию, квантовой гносеологии, зрачку с каббалистической оптикой. Прозаик Натан Дубовицкий не заставил себя долго ждать и вновь подарил нам роман "Машинка и Велик" . Впрочем, это не роман, а нечто совсем другое — то, чего прежде не бывало. Элементы романа были использованы для создания чего-то, что выходит за пределы литературы, быть может, за пределы всего. Время, прошедшее после публикации "Околоноля", Натан Дубовицкий не терял даром. Скорее всего, он провел его в лабораториях и учебных классах Санта-Фе, где изучал теорию Хаоса, выявлял вихревую природу социальных процессов. И, овладев этим тонким знанием, находящимся на стыке множества дисциплин, он запустил сумасшедший вихрь. Словно распрямилась чудовищная пружина и с ревом и свистом брызнула жутким светом, вовлекая в свое вращение городки и селения, столицы и предместья, хутора и слободы, дворцы и землянки, шалаши и вигвамы, чумы и сакли. В этом свирепом вращении появляются дети, которые сами себя украли и сами себя нашли. Породистые менты, они же чахлые педофилы, разбойники с большой дороги, они же увенчанные заслугами мужи… Отдельно и блистательно высится Человек, он же Человеков, он же Богочеловеков, он же Человекобогов, он же Набоков, он же Набука, он же угрюмый Бука, счастливый весельчак, всех злоключений очаг. Он воспылал и зачах, Россию несет на плечах. Все это мелькает, трепещет, брызжет полярными радугами, несказанной арктической красотой, где живут нордические капитаны, танцующие кадриль нибелунги, справляют свадьбы медведи цвета оранж, вокруг которых вьются ручные волки, кружат заповедные метели. Мы погружаемся в нордический мир времен распада, когда великая раса в бреду путает Гете и Баха, Канта и Розенберга. И вот последний защитник Рейха убитый лежит на ступенях Бранденбургских ворот, сжимая фаустпатрон, и в его пробитой голове дымятся посмертные сны… Ему снятся майор Майер, нежная, как лорелея, медсестра Жанна, Маргарита, готический и суровый Мехмет, а также мехмат, а также Ахмат, а также Рамзан, а также Резун, написавший свой "Ледокол" и занесенный над ним ледоруб, цена которому рупь. Запущенный вихрь напоминает карусель, где в люльках, кибитках, верхом на лошадках, верблюдах, за штурвалом Мерседесов и Вольво, Паджеро и Бентли мелькают Витя Ватикан, Щуп и Бур, Нильс и Бор, Хорь и Калиныч, лед и пламень, Сцилла и Харибда, жертва и палач, художник и модель, Джексон и Веник, Велик и Машинка, гульфик и мошонка, Дылдин и Дублин, Глазго и Чикаго, Доктор и Живаго… Если прищурить глаза и всмотреться в этот вихрь раскаленной субстанции, то увидишь несколько дисков, испещренных орнаментами. Первый диск — подобен календарю майя, он исчисляет время от сотворения мира до его конца, совпадающего с датой окончания романа "Машинка и Велик". Второй диск — это щит Ахиллеса, на котором золотом начерчены имена античных героев: генерала Кривцова, Бурмистрова и Рощупкина, Аркадия, отца Абрама, Леонида Леонидовича, Макса, Ангелины Борисовны, Аллы Борисовны, Сергея Борисовича, Михаила Борисовича, дракона, Варвары, Дора и Бора, Дуни и Толи, Димы и Вовы, мамы и папы, нака и бяка, мука и сука. Третий диск — серебряный, как ночная луна, на которой отчетливо виден русский мужик, везущий на телеге в Сколково мешок замороженной рыбы. Четвертый диск — циркулярная пила, вырезающая в мироздании шестую часть суши, на которой среди ягелей, мхов и лишайников, огромных, как баобабы, грибов, таинственных мухоморов, загадочных опят, умозрительных сыроежек, метаисторических груздей, мистических чернушек, усопших боровиков, ослепительных артемов, среди этой флоры и фауны живут целомудренная Госпожа, пикантный Юнг, вольнолюбивый попугай, молдаванин Негру, литовец Подагру, эстонец Виагру, испанец Педрильо, узбек фон Данненберг, а также русский безмятежный малыш Арончик. Эти диски вращаются с разными скоростями и в разные стороны, рождаемый ими вихрь колеблет гигантское пространство русской реальности. Вибрация захватывает поля и леса, дороги и реки, корабли и самолеты, Кремль и Мавзолей, Болотную и Поклонную, Проханова и Суркова, протоны и нейтроны всей русской загадочной жизни. "Куда вы несетесь, диски? Дайте ответ! Не дают ответа…" И лишь в сознании духовидца (Дубовидца), когда ночь на исходе, догорает последнее полено в камине и третий раз прокричал петух, и апостол Петр горько заплакал, в уме духовидца возникает прозрение: ему показали гигантскую фантастическую машину, ревущую в потоках русской жизни. Эта машина — миксер, перемешивающий варево русской истории, очистное сооружение, которое захватывает в себя все пороки и нечистоты русской реальности. На этих дисках, как липкое и зловонное месиво, оседают убийцы и предатели, развратники и святотатцы, богохульники и насильники, олигархи и депутаты, япончики и тайванчики, лярвы и стервы. Черная магма русской кромешной реки ударяется в очистительные фильтры машины, и по ту сторону этих фильтров течет прозрачный благоухающий поток, орошая живой водой всё мироздание. В этой преображенной осиянной России Святая Русь пишется с большой буквы, действует теория Космоса, моряки "Курска" божественными голосами поют акафист Пресвятой Богородице, и Натан Дубовицкий в венке из белых роз держит на руках розового оленёнка...