Газета Завтра 995 (52 2012)

По рассказам старца, его первые воспоминания детства связаны с жизнью их семьи на Алтае, где промыслом Божиим они оказались в годы революционного лихолетья. В памяти мальчика отложились грозные события первых послереволюционных лет — преследования верующих, гонения на благочестивых христиан и вместе с тем трогательные проявления глубокой истинно христианской веры. С благоговейным трепетом вспоминал батюшка, как однажды выносили чудотворную икону Божией Матери, и его мамочка (именно так он всегда называл свою родительницу) наказывала ему приклонить колени перед святыней... Он никогда не был ни пионером, ни комсомольцем, ни, тем более, членом компартии (помнится, что даже в конце 80-х годов, когда об этом как-то зашла речь в его келье, возможность сделать научную карьеру, минуя данные "общеобязательные ступени", казалась чем-то невероятным, а что говорить про более далекое прошлое!).

В 1932 году семья переехала на жительство в Москву. Здесь он окончил Московский энергетический институт (весьма популярный и престижный в довоенные и послевоенные годы) и там же аспирантуру при кафедре Теоретических основ электротехники, где затем и преподавал с 1938 по 1978 год.

С началом Великой Отечественной войны он сразу же, как и все его коллеги, хотел идти в ополчение, но за послушание маме дождался призыва в регулярную армию. Был направлен в пулеметную школу, во время налета немецкой авиации получил сильную контузию, оказался в госпитале и вскоре демобилизовался, чтобы продолжить занятия наукой. Практически все ополчение, куда хотели взять Валентина Евгеньевича, полегло под Москвой...

В 1945 г. он защищает кандидатскую диссертацию, а в 1953-м — докторскую на очень сложную тему (неспециалисту и выговорить-то это непросто: "Квазирелаксационные электрические колебания в феррорезонансных цепях с подмагничиванием"). В 1963 году получает звание профессора.

Лекции Боголюбова помнят до сих пор. Безупречная логика, красивый выразительный бас, четкая дикция, отеческое отношение к студентам... Его знаменитая фраза: "Не спите, миленький, вы еще в состоянии что-нибудь понять!"... Семинар по нелинейным электрическим цепям, который он вел, был знаменит. Послушать выступления или сделать доклад приходили из разных ВУЗов — МГУ, МАИ, приезжали из Ташкента, Киева, Харькова, Ленинграда. Скромный и добродушный профессор никогда не давил, не требовал, не командовал, и, тем не менее, неизменно оставался центром притяжения, вокруг которого строилась работа.

Свою веру ему приходилось скрывать. У него была дача в Подмосковье рядом с храмом. "Зайду я в воскресенье и праздничные дни, записку подам, свечку поставлю и стою тихонечко. Никто меня там не знал... " Позже он стал ездить в Лавру. Был девственником, вел крайне внимательную, целомудренную жизнь, и хотя мамочка, вдвоем с которой он жил и был неразлучен все эти годы вплоть до ее кончины, не раз подвигала его к женитьбе, давно заметил, что Промысел Божий предуготовляет ему иной путь. Большое впечатление произвел на него архимандрит Иннокентий (Просвирнин). С ним он познакомился в середине 70-х, когда тот работал в Издательском отделе Московской патриархии. И, конечно же, судьбоносное значение имела встреча будущего схимника с духовником Троице- Сергиевой лавры, архимандритом Кириллом (Павловым), к которому он стал регулярно ездить на исповедь.

"Скажу честно, — вспоминал отец Моисей, — в то время я жить не мог без классической музыки. Бетховен, Гедике, Бах... Я уже понимал, что для монаха это недопустимо, но я-то еще не был монахом. Конечно, хотел им стать. А как же музыка?.. Вот такая внутренняя борьба.

Как-то раз я, не без трепета, пригласил отца Кирилла к себе на дачу. И он — о, радость! — дал согласие. Приехали, расположились в комнате с проигрывателем. Ставлю пластинку Баха. Долго сидим и слушаем. С замиранием сердца жду, что же скажет Старец. Отзвучали последние аккорды. Воцарилась тишина... Я, наконец, спрашиваю:

— Ну что, отец Кирилл, можно мне это слушать?

— Слушай, — с любовью, улыбаясь, отвечает батюшка... "

Общение со старцем, его наставления и молитвы всё более и более укрепляли в душе профессора МЭИ желание порвать с этим суетным миром и посвятить себя иной, монашеской жизни. Очень многое значили для него поездки в обитель преподобного Сергия, которая раз за разом открывала ему новые тайны инобытия. Вот как описывает он один из таких своих опытов соприкосновения с областью таинственного — памятный ему эпизод лаврской истории того времени.

"Эти события происходили на глазах всей братии Троице-Сергиевой лавры, пребывавшей там около 1977 года...

В этот период в Лавре был только один схимник — схимонах Симеон. Во святом крещении он был наречен Симеоном, в постриге монашеском — Димитрием, в схиме — вновь Симеоном.

Мужественным и добродетельным подвижником знала его братия. Несмотря на мучительный недуг, сопровождавшийся тяжкими головными болями, воин Христов неукоснительно выполнял схимническое правило. Никто не слышал от него сетований на недуги и скорби.