Газетчик

– А как же дети? – пискнула Ольга Николаевна, имея в виду, что ученики сидят в классах и ждут начала урока. Но Пергамент поняла по-своему.

– Вы правы. Мы должны их защитить.

Учителя слушали Пергамент по-разному. Кто-то с ужасом, как Ольга Николаевна. Кто-то со скепсисом, как Мокин.

– Если бы милиция его подозревала, они бы не оставили его на свободе, – сказал он.

– А вы не думали о том, что его оставили на свободе только для того, чтобы он выдал себя каким-то неверным движением или словом?

– Это возможно, – согласился Мокин. – Я поговорю с Соловьевым.

– Не нужно ни с кем говорить! Мы теряем время! – возмутилась Пергамент. – Пока мы здесь болтаем, по Шиченге ходит…

В этот момент дверь отворилась и вошел Кораблев. Он был погружен в свои мысли и не заметил, что с его появлением все замолчали и уставились на него. Он посмотрел на расписание и вышел из учительской. Несколько секунд в учительской царило молчание.

– Видели? – торжествующе прошипела Пергамент.

Никто ничего не видел.

– Да уж, – неопределенно сказал Мокин.

14

За завтраком Зуев был капризным и мрачным. Отказался есть яичницу, сказал, что пересолена. Сделал глоток кофе и отодвинул чашку. Ему явно хотелось привлечь к себе внимание жены и сына, которые сидели и молча жевали, погруженные в свои мысли.

Зуев потрогал лоб рукой.

– Мне кажется, у меня температура.

Вера встала, перегнулась через стол и приложила губы к его лбу.

– Нет у тебя никакой температуры, не выдумывай.

– Горло болит, глотать больно. И голова раскалывается.

– Выпей эффералган.

– Давай.

Зуев изобразил на лице страдание. Вера достала из холодильника таблетку, бросила в стакан, налила воды и подала Зуеву. Зуев взял стакан и зашипел:

– Горячая!

– Ничего, если горло болит, пусть прогреет как следует.

Зуев, продолжая изображать страдание, выпил. Потом поставил стакан на стол и сказал решительно, как будто таблетка придала ему сил:

– Не пойду сегодня на работу.

– Вот еще новости, – всплеснула руками Вера.

– Не могу, Вера, заболеваю.

– Тогда иди в больницу.

– Сил нет. Понимаешь ты, сил нет.

– Если болен – иди к врачу.

– Да в нашей стране человеку, чтобы заболеть, нужно иметь железное здоровье. Нужно пойти в больницу, записаться на прием и два часа просидеть в очереди, чтобы тебе посмотрели горло и сказали пить больше жидкости и соблюдать постельный режим. Я сам себе пропишу постельный режим.

– Зуев, дело твое, если ты не боишься, что тебя уволят…

– Если уволят, к Бокову пойду. Он давно водителя ищет.

– Так все ради этого? Хочешь, чтобы тебя уволили?

– Вера, ты себя слышишь вообще? Ты это говоришь больному человеку!

Пока Зуев убеждал Веру, что он болен, он, кажется, убедил в этом и самого себя. Его плечи обвисли, глаза потухли, язык еле ворочался. Он почувствовал, что его бьет озноб, а горло, обожженное кипятком, начало першить. Он шмыгнул носом, встал, пошатнулся и чуть не упал.

– Вера, что-то мне совсем худо. Позвони Ильину, скажи, что я не приду сегодня. Отлежусь пару дней.

– Ладно, позвоню. – Лицо Веры смягчилось. – Надень еще свитер сверху и ложись под одеяло.

– А свитер-то зачем? – удивился Зуев.

– Чтобы пропотеть как следует.

– Папа что, останется дома на весь день? – встревожился Алексей.

– Кажется, да, – сказала Вера.

Она не заметила, что Алексей заметно нервничал в это утро. Он несколько раз заглядывал в спальню, где устроился Зуев. Решила, что мальчик просто тревожится из-за отца.

– Не беспокойся, – сказала она, – папа поправится. Просто небольшая простуда.

– Да я… – начал Алексей, но осекся, махнул рукой и ушел, хлопнув дверью.

Вера вздохнула. Мальчик в последнее время стал совсем неуправляемым.

Прежде чем уйти, Вера выложила на кухонный стол все лекарства, которые нашла в холодильнике, и написала на вырванном из блокнота листе подробную инструкцию – что и в каком порядке пить.

– Вечером попрошу Тропкина зайти тебя посмотреть.

Тропкин был терапевтом и жил на первом этаже.

– Хорошо, – сказал Зуев слабым голосом. Он лежал, смотрел в окно и даже не повернул голову, пока не хлопнула входная дверь. В доме стало тихо.

Зуев лежал неподвижно еще несколько секунд, потом откинул одеяло и встал. Снял через голову свитер, бросил его на кровать. Вышел в коридор, надел куртку, сапоги, шапку и шагнул за порог.

15

Уже давно Кораблев стал замечать за собой одну вещь. Иногда он был как будто здесь, а как будто где-то еще. Это было похоже на обморок. Вот он сидит дома на кухне, чистит картошку – и вдруг ему кажется, что он скачет на коне через дикие прерии. И в лицо ему дует не холодный северный ветер, а горячий ветер с юга, пропитанный пьянящими запахами трав. Кораблев забывал обо всем и приходил в себя от того, что, задумавшись, случайно резал ножом пальцы вместо давно почищенной картошки.

Или он стоит в магазине в очереди за хлебом – и вдруг магазин исчезает, а он оказывается на палубе парусника, идущего через Атлантику на поиски Индии. Соленый ветер, брызги моря, крики чаек, шершавые канаты…

– Милый, ты что, заснул, чай? – кричала ему продавщица, а люди в очереди оглядывались и крутили пальцем у виска.