— Рано, Свет. Мы с Гришей еще не провели конкурс по отбору твоего будущего мужа. Вот когда найдем тебе суженого…
— Ох, какие вы оба дураки! — вскрикивает она, сложив руки на груди. — Мне никто не нужен кроме вас двоих, и то много будет!
— Какое извращенное признание, Светлана, — угораю я. — Извини, но мжм бывает только в женских романах.
— Что такое «мжм»? — хлопает она глазами, но увидев мою улыбку тут же поднимает ладонь. — Нет, не говори, не хочу даже знать. Вообще… — она неожиданно смущается. — Вообще я серьезно, а ты про всякие «мжм» мне тут, — пауза, в течение которой Светка подходит и вдруг прижимается к моей груди. Ее нежные, но сильные руки сжимают меня. — Спасибо, Даня, что спас моего братика!
Чувствую ее теплые руки на шее. Кожа Светы всегда теплая, почти горячая. Она ведь огневик. Только раз, в астрале, от нее исходил жуткий холод.
— Когда? — только спрашиваю. Никакого братика не помню, но, если обнимают, значит, есть за что.
— Вчера вечером, — мурлычет девушка, не отпуская. — Сработала медикаментозная сыворотка на основе мембраны грута. Братику полегчало. Врачи говорят, его состояние нормализуется.
Ах, вот оно что. Грут. Вот для чего Соколовым требовалось одеревенелое мясо.
— Рад, что всё удалось, — опускаю руки и слегка провожу кончиками пальцев по сексуальным изгибам тела блондинки. Всё же непросто, когда вот этот аппетитный, фигуристый, пышущий здоровьем и спелостью продукт многовековой дворянской селекции прижимается, обнимает, мурлычет под ухом… — Но ты должна понимать, Свет, что я не подарил, а продал мясо твоему дяде. Я получил с этого выгоду…
— Грут очень редкий зверь, и вряд ли бы отец смог достать его сам, — возражает блондинка и снова мурлычет: — Так что ты спас моего двоюродного брата. И прими благодарность, иначе я обижусь.
— Принимаю-принимаю, — моя рука гладит ее по спине. Я поднимаю взгляд на шуршание покрышек у КПП. — Твоя карета, кстати, прибыла.
— Ну вот, — с неохотой девушка отрывается от меня и топает к своей «Чайке». — Пока, Дань.
— Пока.
Я же со вздохом возвращаюсь на базу. Вспоминаю мурлыканье Светы, и улыбка сама собой расползается на губах. Одну киску проводил, время поработать с другой.
В подвале в камере из бронированного стекла лежит спящий тигр. Его шею сжимает толстенный железный ошейник, цепь от которого вколочена в пол.
Усаживаюсь на стул, хрумкаю принесенными для меня вафлями со сгущенкой и ковыряюсь в голове шафраса. Надо бы дать киске имя. А пускай Шархан. Будет данью любимой книжке из детства.
Работа нудная и долгая. Жалко, я пока не освоил пси-инструменты по манипулированию сознанием. Ну ладно, моего накопителя должно хватить. Перекапываю звериную память, вношу установки послушания по отношению к определенным людями — мне и царским охотникам, — а также запрет есть человечину и прочие тонкости дрессировки, которые вычитал в мемуарах князя Запашного. Закладки вмуровываются как влитые. Со временем они будут гаснуть, надо еженедельно обновлять, пока тигриное сознание не деформируется и не привыкнет к новым убеждениям. В итоге Шархан станет послушным мальчиком. Надеюсь.
Когда заканчиваю, велю шафрасу проснуться. Открываются желтые глаза с вертикальными черточками-зрачками. Тигр приподнимает огромную голову и смотрит на меня немигающим взглядом.
— Ну что, Шархан, скажешь? — усмехаюсь.
Тигр-говорун распахивает клыкастую пасть:
— Что такое «мжм»? — голос очень похож на Светкин.
Моя ухмылка становится шире.
— Надо же, у тебя и слух очень хороший, — я бросаю взгляд на узкое окошко под потолком. До парковки где-то триста метров. Только чуткое животное могло услышать оттуда разговор двух «человеков».
Тигр встает, неуверенной походкой подходит к стеклу. Из пасти показывается красный язык. Шархан наклоняется, будто хочет лизнуть мою руку. Но морда зверя натыкается на прозрачный барьер. Тигр непонятливо крутит головой, осматривая неожиданное препятствие. Поднимает лапу, тычет ей в стекло. Потом произносит обиженным тоном, хоть и моим голосом:
— Вот когда найдем тебе суженого… — демонстративно отходит и ложится в дальний угол, делая вид что меня не замечает.
— А ты, оказывается, любишь обижаться, да? — я встаю и подхожу к холодильнику в углу. — Вот бы тебя в школу привести. Все бы в обморок попадали от зависти… — бросаю взгляд на мохнатую шафрановую гору. Из подушечек лап выпущены острые когти-мечи. — Да и не только от нее. Ха!
Надеваю резиновую перчатку из упаковки на холодильнике. Затем достаю из холодильной камеры здоровый шмат мяса. Тигр реагирует тут же. Уши поднимаются, нос дергается. Но голову не поворачивает. Какой обидчивый, надо же, хе.
Я открываю в стеклянной стене дверцу приемника пищи и бросаю в него шмат.
— Налетай, Шархан. Жрать подано.
Тут уже шафрановая кисуля не выдерживает. Встает, потягивается, будто бы не хочет, но раз ты уговариваешь, так и быть подойду к твоему мясу. Вальяжной мягкой походкой приближается, нюхает говяжью вырезку и с урчанием уминает в один присест. А потом поднимает на меня желтющие глаза: