Газлайтинг (СИ)

— Кто она такая? — её грубость увлекает за собой его нежную улыбку на самое дно пропасти; он выглядит каким-то задумчивым, хмурым и, наверное, удрученным. — Черт возьми, кто? — слабо отталкивает от себя, указывая ему за спину на все еще находящуюся там девушку.

— Она — это кто? — оглядывается назад, а затем также быстро и, кажется, обеспокоенно оборачивается, как-то уж слишком аккуратно прикасаясь к её плечу. — Там никого нет, Бонни.

Бонни снова смотрит за его крепкую фигуру. А ведь этой блондинки и вправду больше нет.

Двери открываются, пропуская сквозняк, и закрываются. Она еще не успела сделать и шагу, как комната тут же пропиталась ядом — этот яд был у неё под кожей, он заполнил её всю до самого основания и не оставил ничего, кроме имени. Бонни Беннет. Она повторяла его всякий раз, как её пытались убедить в нестабильности, когда над ухом пролетало: «у вас наблюдаются отклонения от нормы» и «мы можем вам помочь», повторяла, когда её заставляли глотать таблетки. Сначала она пыталась прятать их под языком, но однажды ей насильно раскрыли рот.

Кай Паркер намекнул, что: «она способна на хитрости».

Бонни Беннет. Девушка, которая есть, но которой по документам больше нет. Есть Беннет-Паркер. Психически нестабильная жена Кая Паркера. Пару недель назад отец сказал ей, что мальчик убивается от горя.

Он убивается от радости: давится своим триумфом, своим превосходством — он ведь достиг желаемого. Бедная больная жена, запертая в клетке, и в скором времени неизмеримое состояние, банковская карточка в один день просто лопнет от поступивших средств, бизнес её отца абсолютно точно теперь переходит ему.

Доктор садит Бонни на стул, отходит к двери, но не выходит из комнаты. Кай Паркер, наверное, опасается, что его любимая бедняжка-жена может сорваться с цепи. Словно бешенная собака. И она бы, если честно, сорвалась. Она бы загрызла его до потери пульса. Но у неё просто не было сил, препараты с каждым днем все больше и больше превращали её в домашнюю зверушку, забирали у неё личность, стирали подлинность. Она боится забыть себя.

Бонни Беннет.

— Детка, я так скучал, — Кай, перестав наблюдать за её бессильными движениями и, наверное, убедившись в её полной беспомощности, подходит, нежно прикасаясь к её щеке. Она морщится, а он, по крайней мере, пытается грустно улыбнуться. Но в его глазах отчетливо пляшет дьявольский огонек. — Как ты себя чувствуешь?

— Без тебя будет намного лучше, — из-за химии в её организме голос звучит без эмоционально, но она бы не только хотела выкрикнуть, она бы еще и плюнула этому подонку в лицо. Она бы запихнула в него все то дерьмо, что сейчас было в ней, и на прощанье вместо поцелуя подарила бы пощечину, так что б звезды полетели и птички запели. Вот, как она любила его.

— Ты… ты ведь узнаешь меня, правда? — прячет выбившуюся прядь ей за ухо, переводит беспокойный взгляд на доктора. — Она ведь узнает меня, доктор?

Руки у неё немного трясутся от волнения, но точно не от стопки текилы и страха. Бояться-то нечего. Она хочет закончить это, она хочет собрать все его вещи и выбросить через окно, или собрать свои и уехать — свалить так далеко, чтобы больше не вспоминать его имя, голос, смыть с себя каждое его прикосновение. Уничтожить фамилию Паркер — за этим именем кроется безумие. Глубокое и вязкое безумие.

— Я хочу развод, Кай, — ей откровенно все равно, как он воспринимает информацию: старается не смотреть ему в лицо. Просто кладет на столешницу сумку и несколько папок, наливает в стакан воды.

— Чего ты хочешь? — перестает жевать, откладывая вилку. — С чего это?

— Я хотела ошибаться на твой счет, но не могу, — делает глоток, отворачиваясь к стене и все еще игнорируя его взгляд. — Хрен с ним, с тем вечером. Помнишь Мексику, наш медовый месяц в Канкуне? — вырывается нервный смех, она и тогда была глупой, её псевдо-любовь была не более, чем покрытием розовых дешевых очков. — Так вот, я вспомнила: эта шлюха ведь тоже там была. Вы были там вместе. Выродок!

Стакан разбивается о стену, осколки разлетаются по плитке. Бонни злится, она психует, она жалеет, что не разбила бокал о его противную рожу. Тогда бы, наверное, было спокойнее.

— Детка! — подрывается с места, бежит за ней в спальню.

— Отвали, — пытается отмахнуться, когда он едва хватает её за руку, но получается плохо. Она почти кричит, чтобы он отпустил её, но вместо этого Кай разворачивает к себе, смотрит в её глаза и тяжело дышит. В его взгляде… растерянность? Она знает его, как облупленного. Это уже не Кай Паркер.

— Бонни, мы никогда не ездили в Канкун, — твердо говорит он.

— Да ты издеваешься надо мной!

Вырывается из его хватки, забегает в спальню и замирает, когда замечает, что над их кроватью больше не висит фотография, сделанная на побережье в свадебном путешествии. Она должна была быть в белом легком платье, а он в белых джинсах и голубой рубашке — они должны были изображать счастье, любовь, беззаботность… Но вместо этого она смотрела на обыкновенное фото, сделанное на фронтальную камеру.

— Бонни…

— Заткнись.