Газогенератор (Части 1-3)

Фил явно решил, что Сява собрался зачифирить, чтобы подольше посидеть за науками. Деркачёв его уже не слышал – схватив банку, он бегом нёсся по коридору ловить своего комара. Скрипнула дверь в сержантскую комнату, и Фил машинально засёк время. Кипяток будет готов минуты за три, ещё минут пять надо подождать, пока чифирь настоится. Значит в девять тридцать можно заходить – тягучий тонизирующий чаёк будет в самый раз. В положенное время Феликс, прихватив горсть карамелек, вошёл в комнату к Деркачёву. Сержант опять лежал на полу, теперь прижавшись щекой к прикроватному коврику и приктыв один глаз. Он матюкаясь шарил лучём своей лампы во все стороны – комара опять нигде не было.

– Чего ищем, товарищ серж… э-э-э… виноват, Тонзиллит?

– Да комара! Живого и редкого. Даже супер-супер редкого. Если заметишь – не убивай! Мне его, гада, живьём взять надо.

– Да вот он, на твоей подушке сидит!

Деркачёв поднялся и накрыл сидящего комара Феликсовой банкой. Потом не отрывая банки, он снял с подушки наволочку и обмотал её вокруг горлышка. За наволочку можно не переживать, у сержантов такого дерьма в запасе порядочно – всё равно они их на подшиву, в смысле на подворотнички пускают. Затем банку поставили на стол, достали громадную энтомологическую лупу, открыли атлас на нужных страницах и принялись устанавливать уже точную видовую принадлежность. Тут уже ошибка стопроцентно исключалась.

– Слышь, Фил, как ты думаешь, откуда у нас эта гостья?

– Да притащили курсанты с Пятого Факультета. Какие-нибудь там сльвадорцы или никарагуанцы…

– Глупость городишь, Фил! Комар не глиста и даже не вошь – его на себе не протащишь. Антропоносительство можно исключить стопроцентно.

– Ну тогда с каким-нибудь товаром. Вон кофе у меня бразильский, расстворимый…

В ответ Деркачёв уже заржал в голос:

– Не тупи, Фил, ты же в Акадении учишься! Пойми ты – нимфы ауронифелиид моментально умирают от простого высыхания. Однако во влажной среде могут кратковременно терпеть довольно низкие температуры, но без мороза. Кратковременно – сответсвенно без гибернации! Не может ни этот комар, ни его личинка, ни даже яйцо пережить русскую зиму. При морозе они впадают не в анабиоз, а сразу в полный пиздец. А раз эта тварь живая, то должна она размножаться ни где-нибудь – а у нас в общаге! Где могут жить её ларвы? Должно быть относительно тепло и постоянно мокро, но не вода – мокрая почва, болото.

– Ну тогда в душевой. Там тепло и всегда мокро.

– Вряд ли. На кафельной плитке что-ли? А чего им там жрать?

– Выпавшие курсантские лобковые волосы и смытый с кожи эпидермис!

– Ой, Фил, может за рабочую гипотезу и сойдёт, да как-то не верится. Пошли посмотрим.

Они спустились в душевую. Там как раз наряд приступил к наведению порядка – все горячие краны открыты, и из клубов пара валят потоки кипятка. Курсант из факультетского наряда остановил эту долину гейзеров, перекрыв главный винтиль на трубе с горячей водой. Уняв стихию, он в сердцах плюнул на кафельный пол, потом обильно полил его лизолом, затем хорошенько посыпал хлоркой и принялся развозить эту гадость шваброй. В глазах сразу защипало, а в горле запершило.

– Тут жизни нет! – констатировал Тонзиллит и пулей вылетел из душевой. Следом кашляющий дневальный принялся опять откручивать винтиль, пуская кипяток на «моечный автопилот».

– Слышь, Сява! Давай в подвал слазим. Там замок правда…

– Наука требует жертв!

С этими словами сержант Деркачёв пошёл в чулан-инвентарку и вскоре вернулся с громадным ломом и карманным фонариком. Затем они вдвоём быстро взломали замок на двери, что вела в подвал общежития и сразу поняли, что не напрасно. В подвале было тихо, тепло и сыро. Где-то над бойлером, у здоровенной трубы-теплобменника, под низким потолком висела лампочка. А вокруг неё в тусклом свете носились комары. Чуть поодаль в полумраке были видны ржавые разводы на трубах, на которых блистели капли воды, а под ними стояли малюсенькие лужицы, по объёму не больше блюдца. Изредка слышался тихий шум падающей капли. Подвальный пол – обычная ленинградская глина, у лужиц весьма мокрая и противно тёплая, но кое-где обильно удобренна кошачьим, мышиным и крысиным помётами и поросшая вонючей плесенью. Сто процентов – в этих оазисах была жизнь! Сява копнул пальцем грязь и подставил её под свет фонарика. В грязи копошился небольшой серенький червячёк с редкими щетинками – промежуточная нимфа ауронифелииды. Несмотря на подвальный мрак, секрет полноциклового самовозобновлящюегося воспроизводства этого вида был ясен, как божий день.