– Через месяц после похорон мы устроили Ширл в комнате Денни. Рита, правда, вцепилась в нее, возражала, но последнее слово осталось за мной. Конечно, мне было неприятно. Господи, мне нравилось, что малышка спала с нами. Но не стоит слишком усердствовать с опекой, так можно и жизнь ребенку искалечить. В детстве, когда мы бывали на море, моя мать себе голос срывала. «Не отходи далеко! Туда не ходи! Осторожнее в воде! Ты ел только час назад! Не кувыркайся!» Даже велела остерегаться акул, представляете? И чем это обернулось? Я к воде и близко подойти не могу. Честное слово. Как только подхожу к пляжу, у меня начинаются колики. Однажды, когда Денни еще был жив, Рита уговорила меня поехать всей семьей в Сейвин-Рок. Меня там всего трясло. Так что я знаю: нельзя чересчур опекать детей. И себя жалеть тоже не надо. Жизнь продолжается. Ширл переселилась в кроватку Денни. Его старый матрас мы, конечно, выкинули. Я не хотел, чтобы моя малышка подцепила заразу. Прошел примерно год. И как-то раз укладываю я Ширл в кроватку, а она как завоет, закричит: «Бука, папа, там Бука, Бука!» Меня словно током дернуло. Точь-в-точь как Денни. Я сразу вспомнил о приоткрытой двери чулана в ту ночь, о той маленькой щелочке. Я хотел взять девочку на ночь к нам.
– И взяли?
– Нет. – Биллингс снова посмотрел на свои руки, и лицо его исказилось. – Как я мог сказать Рите, что был не прав? Мне следовало быть сильным. Она всегда была размазней… Вспомнить хотя бы, как легко она легла со мной в постель, когда мы еще не были женаты.
– Но и
Биллингс замер и медленно повернулся к Харперу:
– Умника из себя строите?
– Нет, что вы, – ответил Харпер.
– Тогда дайте мне рассказать все, как я хочу, – резко бросил Биллингс. – Я пришел к вам, чтобы снять груз с души. Я не собираюсь рассказывать о своей интимной жизни, как бы вы этого ни ждали. У нас с Ритой с сексом все было в порядке, без всякой грязи. Я знаю, многим нравится об этом разглагольствовать, но я не из таких.
– Хорошо, – кивнул Харпер.
– Хорошо, – с нажимом отозвался Биллингс. Он, казалось, потерял нить разговора и постоянно косился на плотно закрытую дверцу стенного шкафа.
– Мне открыть его? – спросил Харпер.
– Нет! – поспешно ответил Биллингс и нервно хохотнул. – Зачем мне пялиться на ваши галоши?… Бука забрал и ее. – Биллингс потер лоб, словно освежая воспоминания. – Где-то через месяц. Но до этого кое-что произошло. Однажды ночью я услышал шум. Когда она закричала, я быстро открыл дверь – в коридоре горел свет, – и… она сидела и ревела в кроватке, и… что-то шевельнулось. Там, в темноте, у чулана. Что-то скользнуло туда.
– А дверь чулана была открыта?
– Едва заметно. Чуть-чуть. – Биллингс облизнул губы. – Ширл не унималась, все кричала про Буку. И еще что-то, вроде «зверь». Правда, она выговаривала только «вель». У всех детей бывают проблемы с буквой «р». Рита тоже прибежала и спросила, что случилось. Я сказал, что ребенка напугали тени на потолке от раскачивающихся деревьев на улице.
– Двель? – спросил Харпер.
– Что?
– Двель… дверь. Может, она пыталась сказать «дверь»?
– Может, – отозвался Биллингс. – Может, и так. Но не думаю. Я думаю, она сказала «зверь». – Он снова стал поглядывать на дверцу шкафа. – Зверь, плохой зверь. – Он почти шептал.
– Вы заглянули в чулан?
– Д-да. – Биллингс так сильно сжал руки на груди, что на всех костяшках проявились белые полумесяцы.
– И что там было? Увидели что-нибудь необыч…
– Ничего я не увидел! – внезапно закричал Биллингс.
И тут его прорвало, слова полились из него, словно кто-то вытащил черную пробку из дна его души:
– Когда она умерла, я нашел ее, всю черную. Всю черную. Она проглотила собственный язык и стала черная, как негры на ярмарке, и… она смотрела на меня. Ее глаза, пустые, как у чучел животных, блестящие, страшные, словно стеклянные шарики, и они говорили: «Оно добралось до меня, папа, ты дал ему убить меня, ты убил меня, ты помог меня убить…»
Поток слов иссяк. По его щеке скатилась единственная слеза, крупная и безмолвная.
– Это была судорога. У детей такое случается. Неправильный сигнал из мозга. В Хартфордской больнице сделали вскрытие и сказали, что из-за судороги язык перекрыл ей дыхание. А мне пришлось возвращаться домой одному, потому что Риту оставили в больнице под капельницей с успокоительным. Она совсем обезумела. И мне пришлось возвращаться в тот дом в одиночестве, и я знал, что у детей просто так судорог не бывает, нечего все валить на мозг. Можно напугать до судорог. И мне пришлось возвращаться в дом, где оставалось
– Что-то произошло?