Газонокосильщик (сборник)

– Сегодня ты выглядишь получше.

– Правда?

– Точно. А как ты себя чувствуешь?

– Не очень. Этим вечером не очень.

– Давай посмотрим, как ты двигаешь правой рукой.

Она поднимает правую руку. С растопыренными пальцами рука плывет у нее перед глазами, потом падает. Шмяк. Он улыбается, и она улыбается в ответ.

– Врач заходил к тебе сегодня? – спрашивает он.

– Да, заходил. Он заходит каждый день. Дай мне воды, Джон.

Он протягивает ей стакан, она пьет воду через гибкую соломинку.

– Ты тоже часто приходишь ко мне, Джон. Ты хороший сын.

Она плачет. Вторая кровать по-прежнему пустует. По коридору проплывают полосатые сине-белые халаты. Он видит их через приоткрытую дверь. Он берет у нее стакан, в голове крутится идиотская мысль: стакан наполовину пуст или наполовину полон?

– Как твоя левая рука?

– Очень неплохо.

– Давай посмотрим.

Она поднимает левую руку. Она – левша, должно быть, поэтому после кортотомии левая рука оправляется быстрее. Она сжимает пальцы в кулак, разжимает, щелкает пальцами. Потом рука падает на покрывало. Шмяк. Она жалуется:

– Но я ее не чувствую.

– Давай с этим разберемся.

Он идет к гардеробу, открывает дверцу, тянется рукой за пальто, в котором она пришла в больницу, чтобы достать сумочку. Сумочку она держит там, потому что панически боится грабителей. Она слышала, что некоторые из санитаров – первоклассные воришки и тащат все, что плохо лежит. Одна из соседок по палате, давно выписавшаяся, рассказала ей, что у какой-то женщины в новом крыле больницы украли пятьсот долларов, которые та хранила в туфле. Его мать в последнее время много чего боится, а однажды сказала ему, что под ее кроватью иногда прячется мужчина. Частично причиной тому сочетания наркотиков, которые ей дают. В сравнении с ними «колеса», которыми он иногда закидывался в колледже, – детская микстура. В запертом шкафчике у сестринского поста можно найти полный набор. Наркоманы плясали бы от счастья, добравшись до такого шкафчика. Полная гарантия счастливой смерти. Вот они, чудеса современной науки.

Он приносит сумочку к кровати, открывает ее.

– Сможешь ты что-нибудь из нее достать?

– Джонни, я не знаю…

– Попытайся, – убеждает он. – Ради меня.

Левая рука поднимается с покрывала, словно калека-вертолет. Достает из сумочки бумажную салфетку. Он аплодирует:

– Хорошо! Хорошо!

Но она отворачивается:

– В прошлом году я могла вытащить этими руками две стойки с посудой.

Если делать, то сейчас, думает он. В палате очень жарко, но лоб у него в холодном поту. Если она не попросит аспирин, отложим, решает он. На другой день. Но он знает: если не сегодня, то никогда. Другого не дано.

Она искоса смотрит на дверь.

– Можешь дать мне пару моих таблеток, Джонни?

Так она спрашивает всегда. Она не должна ничего принимать сверх тех лекарств, что прописывает ей врач, потому что потеряла слишком много веса и у нее выработалась стойкая наркотическая зависимость. И теперь лишь тонкая черта отделяет ее от передозировки. Одна лишняя таблетка, и она эту черту перейдет. Говорят, такое случилось с Мэрилин Монро.

– Я принес тебе таблетки из дома.

– Правда?

– Они хорошо снимают боль.

Он протягивает ей коробочку. Прочитать название она может только на очень близком расстоянии. Она всматривается в большие буквы, потом говорит:

– Раньше я принимала дарвон. Он мне не помогает.

– Эти сильнее.

Ее глаза поднимаются от коробочки к его глазам.

– Правда? – повторяет она.

Он может лишь глупо улыбнуться. Дар речи пропал начисто. Как в тот раз, когда он впервые поимел женщину на заднем сиденье автомобиля приятеля. Он пришел домой, мать спросила, хорошо ли он провел время, а он смог ответить лишь этой самой глупой улыбкой.

– Их можно жевать?

– Не знаю. Попробуй.

– Хорошо. Не надо никому этого видеть.

Он открывает коробочку, снимает с пузырька пластиковую крышку. Могла она все это проделать левой рукой, напоминающей подбитый вертолет? Поверят ли они? Он не знает. Они, наверное, тоже не скажут, могла или нет. А может, им будет без разницы.

Он вытрясает из пузырька шесть таблеток. Чувствует на себе ее взгляд. Много, слишком много, даже она должна это понимать. Если она ничего не скажет, он бросит их в пузырек и предложит ей одну таблетку «артритис пейн формула».

Медицинская сестра проплывает мимо, и его рука сжимается в кулак, прикрывая серые капсулы, но сестра не смотрит в их сторону, а потому не видит, что делается в палате, в которой лежит пациент после кортотомии.

Его мать ничего не говорит, только смотрит на капсулы, внешне ничем не отличающиеся от любых других, разве что цветом (если бы так оно и было). Но с другой стороны, она никогда не любила пышных церемоний. Не стала бы разбивать бутылку шампанского о собственный корабль.

– Принимай. – Голос естественный, без натуги. Первая капсула попадает в рот.

Она жует ее деснами, пока не растворяется желатин, потом кривится.

– Вкус не нравится? Я не…

– Нет, все нормально.

Он дает ей вторую капсулу. Третью. Она их сжевывает с задумчивым выражением на лице. Четвертую. Она улыбается, и он в ужасе видит, что язык у нее желтый. Может, если ударить ее в живот, она все отрыгнет. Но он не может. Он никогда не бил свою мать.

– Ты не взглянешь, вместе ли мои ноги?

– Сначала прими таблетки.

Он дает ей пятую капсулу. И шестую. Потом смотрит, вместе ли лежат ее ноги. Вместе.

– Думаю, теперь я посплю, – говорит она.

– Хорошо. А я пойду глотнуть воды.

– Ты всегда был хорошим сыном, Джонни.

Он кладет пузырек в сумочку, оставляет на покрывале рядом с матерью. Сумочка остается открытой, и он репетирует ответ на вопрос, который ему неминуемо зададут: Она попросила дать ей сумочку. Я принес ее и открыл, прежде чем уйти. Она сказала, что сама сможет взять из нее все, что нужно. Она сказала, что попросит медсестру убрать сумочку в гардероб.

Он уходит, пьет воду. Перед зеркалом над фонтаном высовывает язык, смотрит на него.

Когда он возвращается в палату, она спит, руки лежат рядом друг с другом. Он видит набухшие вены. Он целует ее, глазные яблоки перекатываются под веками, но глаза не открываются.

Да.

Ничего особого он не испытывает – ни хорошего, ни плохого. Все как обычно.

Он уже направляется к двери, когда новая мысль приходит ему в голову. Он возвращается к кровати, достает бутылочку, вытирает о рубашку. Затем прижимает бутылочку к расслабленным пальцам левой руки. Убирает в сумочку и уходит быстро, не оглядываясь.

Возвращается домой, ждет телефонного звонка и жалеет, что не поцеловал ее еще раз. В ожидании звонка смотрит телевизор и пьет воду.