Газпром. Новое русское оружие

Год спустя, в октябре 2002-го, группа чеченских террористов захватила театральный центр на Дубровке, в котором в тот вечер шел мюзикл «Норд-Ост». Началась осада. Страна замерла в ожидании. В течение трех дней не было никакого официального заявления президента Путина. На третий день телеканалам разослали видеозапись совещания силовиков у президента – но без звука. Предполагалось, что телевизионщики просто покажут стране, что президент, дескать, не дремлет, а как именно не дремлет президент, о чем проводит совещания, как собирается спасать заложников и собирается ли вообще – это стране знать не нужно. Все телеканалы послушно дали эту запись в эфир, и только на НТВ пригласили специалиста по сурдопереводу, который прочитал по губам высказывания чиновников: «Важно принять окончательное решение… Все случится завтра…»

Сурдоперевод был явной издевкой над кремлевской пресс-службой.

А день спустя НТВ, вопреки команде из Кремля, показал в прямом эфире начало штурма театрального центра.

Спустя неделю президент Путин на встрече с руководителями СМИ назвал действия НТВ «рейтингом на крови своих сограждан – если, конечно, они считают их своими согражданами». Это был намек на американское гражданство гендиректора НТВ Йордана. Через несколько месяцев Йордан был уволен. На его место из Газпрома назначили Николая Сенкевича. С телевидением Сенкевича связывало только то, что он был сыном известного телеведущего советских времен. По образованию Сенкевич был врачом, но работал в Газпроме небольшим начальником.

– Персона уже не имела никакого значения, – говорит Парфенов. – Сенкевич, не Сенкевич, не важно. Они назначили медиамагната эпохи бюрократического реванша.

С приходом Сенкевича у Парфенова на НТВ не осталось защитников. Парфенов вскоре ушел с НТВ. Будучи самым известным телеведущим в стране, он надеялся быстро найти новую работу, но не нашел. Владелец одного из телеканалов сказал, например, что готов взять Парфенова, но что контракт с ним будет действовать до первого звонка из Кремля. Это был фактически отказ: понятно было, что звонок из Кремля раздастся в кабинете владельца телеканала через две минуты после того, как Парфенов подпишет с ним контракт. Сейчас, когда мы спрашиваем Парфенова, неужели он не понимал заранее, еще в апреле 2001-го, что все этим и кончится, Парфенов говорит, что понимал, но ни о чем не жалеет.

– Тогда, с уходом Киселева и приходом Йордана, все-таки открывалась площадка возможностей. Я никогда не работал в тихой и безмятежной среде. Я всегда пытаюсь просунуться в окошко возможностей – сколько оно будет открыто, столько и работаю. Потом окно закрывается, значит надо искать другое. Не будет окна – надо искать форточку возможностей. Зачем загадывать, как все обернется?

Да-да и нет-нет

Все те полтора года, пока Газпром занимался отъемом телекомпании НТВ у Гусинского, в администрации президента размышляли, что им делать с самим Вяхиревым. Старый хозяин Газпрома крайне непокорно вел себя в отношении НТВ, зачастую тормозя операцию, запланированную Кремлем. Кроме того, Вяхирев мог спокойно не явиться в Белый дом на заранее назначенную встречу с вице-премьером Христенко, сказав, что «проспал, а теперь уже не успевает». Членам правительства оставалось жаловаться Путину. А Путина Вяхирев рассчитывал подкупить довольно топорной лестью. Так, на церемонии открытия газопровода «Голубой поток» Вяхирев провозгласил: «У России есть будущее, есть надежда, есть цели. У руля страны стоит надежный человек – Владимир Владимирович Путин!»

В ответ Путин платил Вяхиреву публичным презрением. Глава Газпрома вызвался быть доверенным лицом кандидата Путина на президентских выборах, а его не приглашали на встречу доверенных лиц. Вяхирев ехал сопровождать президента в поездке по стране, а президент демонстративно делал вид, что не замечает Вяхирева, и общался всю дорогу с Анатолием Чубайсом. «Нет-нет!» – взволнованно отвечал Вяхирев на совещании на какую-нибудь президентскую претензию. «Да-да», – передразнивал его Путин.

В январе 2000 года Рем Вяхирев объявил о своем намерении разделить компанию на добывающую и транспортную составляющие – это позволило бы ему оставить самую прибыльную часть Газпрома себе, а от убыточной – избавиться. Но правительство этот план забраковало, заставив Вяхирева объяснить, что, говоря о разделе Газпрома он имел в виду лишь избавление от непрофильных активов.