Газыри

Коли станут — поймут, что невиданная по жестокости расправа «ингушей-революционеров» над доблестным, над храбрейшим офицерским корпусом своих соплеменников в начале гражданской войны и совсем недавнее по историческим меркам одинокое убийство мало кому известного карабулакского атамана Александра Подколзина — звенья, как это не покажется сперва кому-то бездоказательным, одной цепи…

Поймут, что на равнинах Чечни и в ее горах погибла в наши дни так и не ставшая элитой русской армии лучшая часть «орлов Кавказа» и многих-многих отчаянных орлов из городов и всей остальной, все еще бескрайней многонациональной Росии.

…Пока они все продолжают погибать…

Национальная элита

Алексею Ягушкину

— А что, есть такая? — спросил я у своего друга с нарочитым сомнением.

— Ты ее увидишь! — сказал он не только уверенно, но как бы даже с запальчивостью. — Во всяком случае — промышленную, если хочешь… экономическую. Ты мне веришь?

Как ему, и правда, не верить? Оба молодые-зеленые, познакомились в пятьдесят девятом на Антоновской площадке под Новокузнецком, который тогда еще назывался Сталинском, на нашей «ударной комсомольской». Я был сотрудник многотиражки с неудобоваримым названием, он — мастер в управлении, строившем ТЭЦ для Запсиба. И мои крепкие ботинки, вскоре запросившие каши, и его колом стоявший на морозе «прорабский» плащ стали непременной принадлежностью моих очерков и первых рассказов: сколько я о моем друге написал! Бог не дал ему героической внешности, но характера и энергии его хватило бы на десятерых: во многом это она подпитывала потом мое творчество.

ТЭЦ, как и полагается, пустили первой, и он, уже обретший немалый опыт, примкнул к беспокойному племени бродяг, которое кочевало по стране, то жадно разрываемое на части рукастыми управленцами, коим выпало вытягивать малые города, то вновь как магнитом собираемое на одной из тех строек, которые мы тогда звали великими. Человек дотошный, копун глубокий и тщательный, он освоил смежное дело, стал работать на стыке с «эксплуатационниками», достиг успехов и там и вскоре не вылезал из-за рубежа… эх, сколько он меня тогда звал в страны диковинные, а я во время его звонков с другого края земли все как придурок отнекивался: вот, погоди-ка, мол, закончу роман. Вот допишу-ка повесть.

Теперь он был одним из двух-трех крупнейших спецов в самом, может быть, уважаемом, в самом стабильно работавшем министерстве, и я не для того, чтобы поддразнить его — больше, чтобы себя настроить да подбодрить, попросил:

— Ты все-таки маленько раскрой картишки. Ты поагитируй меня. Замани!

Какие стал он фамилии называть! Какие, если мало о чем фамилии говорили, должности, чины, звания!

— Все бросаю, — твердо пообещал ему я. — Сажусь и пишу.

Как всегда в авральные дни отключил телефон, достал папки со старыми записями, обложился нужными книгами. Чтобы не дать растащить страну новым хозяевам, «национальная элита» намерилась собрать силы в единый мощный кулак и заняться таким строительством, которое неутомимого, давно заслужившего это русского работника приблизило бы к матери-земле: уж она-то, словно мифическому Антею, придаст ему сил. Это ли для родины нынче не главное?

Мне предстояло сочинить устав Клуба делового и дружеского общения «Научно-промышленной и коммерческой Ассоциации» с многообещающим, греющим душу названием: «Малоэтажная Россия». Как знать! — думал я. — Может, мне, и действительно, выпал, наконец, шанс пером своим сплотить разуверившихся и поддержать пошатнувшихся… Как я старался!

Вот он, этот устав: «ДЕКЛАРАЦИЯ: Наши предки, стоя возле отчего дома, смотрели вверх — на голубей в небе, и это была их постоянная связь с Космосом, с творческим началом — с Творцом. Нынче, выходя на балкон десятого этажа, человек глядит вниз, на мусорные баки под окнами, и это во многом определяет не только состояние души кого-то одного, но и всеобщей нравственности.

Наш современник, наш соотечественник живет в перевернутом мире, и высшая цель „Малоэтажной России“ — вернуть ему ощущение родной земли под ногами и высокого неба над головой. Будь хоть семи пядей во лбу, эта задача не под силу одному, решать ее надомиром , на принципах добрососедской помочи, которая веками выручала живших до нас, и потому-то первым делом мы создаем этот наш общий дом — Клуб общения.