Газыри

Но я сперва расстался с московским атаманством, а после со всеми остальными обязанностями, столь же мифическими, вообще «развелся» с «батькой Мартыновым» и перестал ходить на заседания редакционной коллегии «Энциклопедии» — ну, трудно для меня это было по многим причинам, трудно… Верил к тому же, что дело попало в надежные руки — там были не только «черные полковники», тоже отставники, но и генералы-историки, и такие светлые головы, как доктор философии Ричард Косолапов… Зря на всех на них понадеялся?

Не только зря, может — преступно, как говорится?

Потому что глянул потом в «Энциклопедию» — нету там ни Андрея Губина, ни Толи Преловского…

Но Толя жив, дай ему Бог здоровья, а вот Андрей…

Все вспоминал, как пришел он однажды в «Советский писатель» со своим «Молоком волчицы», как хорошо мы с ним, землячки, поговорили. Обменялись книжками, и на своей он написал: «Московскому атаману от атамана терского, тоже в походах дерзкого — по ресторанам и кабакам Пятигорья…»

Конечно же, из жизни он ушел очень рано, потом погибла его жена, начавшая было издавать собрание сочинений Андрея: рассказывали потом, что его томами в Пятигорске забиты были подвалы…

И вот: как бы даже и памяти не осталось!

Но на днях увидал изданную в Карачаевске в 2001 году книжечку с очень длинными заголовками-подзаголовками: «Языки и литература народов Кавказа. Проблемы изучения и перспективы развития. Материалы региональной научной конференции»…

Перечитал сейчас опубликованную в ней статью И. Н. Юсуповой из Пятигорского государственного технологического университета — «Особенности художественного стиля А. Губина» — и понял, что придется перепечатывать ее целиком. Вот она:

«Индивидуальный поэтический стиль — это то, что яснее всего ощущается, но труднее всего поддается определению», — это утверждение языковеда И. Подгаецкой помогает понять, что подчас не столько сюжет или тема, не столько слова, сколько стоящее за ними художественное видение, присутствующее в тексте, создает индивидуальный стиль того или иного писателя. Яркая выразительность и образность рождены в глубинных поэтических возможностях авторского языка, в необычайно точном, одухотворенно-поэтическом чувстве, вызванном наблюдаемой картиной. В конечном счете, совершенствование писателя как мастера определяется глубиной проникновения в поэтическую сокровищницу родного языка, оно невозможно без неустанной, трудной работы над словом.

Внимательное, ответственное отношение к слову помогало А. Губину создавать картины редкой, трепетной красоты, одухотворенные любовью писателя к родным местам. Слово для А. Губина — это тот строительный материал, который он умело укладывал в созидаемое произведение.

Особенностью губинской поэтики является обилие фольклорного материала, лирических отступлений, чаще в поэтической форме, живописных пейзажных зарисовок, создающих особый авторский стиль, то есть своеобразие речевых изобразительных средств произведения. Именно они свидетельствуют о высоком профессионализме писателя, владении литературной технологией и художественным мастерством, о его новаторстве, которое, как известно, представляет собой совокупный результат таланта, жизненного опыта, заинтересованного отношения к запросам времени, высокой культуры и, конечно, профессионального мастерства, основанного на знании художественных образцов.

О характере своего дарования А. Губин писал в своем дневнике: «Все думают, что я писатель, а я — поэт». Это глубоко верно. Поэтический ритм глубоко пронизывает все творчество А. Губина и, прежде всего, его роман «Молоко волчицы». Первоначально роман был написан в стихах, фрагменты которого затем вошли лирическими вставками в прозаический текст. Так родился особый стиль романа, в котором тесно сплавились элементы эпики, драмы и лирики.

В этих творческих исканиях, в том, как и о чем повествует писатель, в характере поэтической образности проявляется личность художника, его индивидуальность. А. Губин пришел в литературу с тем могучим поэтическим ощущением первозданной красоты, которое одухотворяет творчество крупных писателей, для которых человек и его окружающий мир неразрывно связаны едиными законами бытия.

Размышляя над судьбами казаков, А. Губин в самом слове «казак» слышал мысль «о вольном скитании, движении, бродяжничестве».

Обращение А. Губина к теме казачества — поступок смелый и, как писала критик Т. Батурина, «оставляет ощущение творческой дерзости. Писать о казачестве двухтомный роман-хронику, охватывающий по времени большую часть нынешнего века, писать после Шолохова — от одной мысли об этом дух захватывает».