ГЧ (Генератор чудес)

Но какой-то неприятный осадок остался у Ридана от этого свидания. Витковский вынудил, да, да, именно вынудил его рассказать больше, чем этого требовал деловой разговор с совершенно незнакомым, к тому же не очень-то приятным человеком. Правда, никаких тайн тут нет, но… не так уж это было необходимо. То, что можно сказать наркому, совсем необязательно знать этому дяде.

* * *

События последних дней нарушили то состояние прочного внутреннего равновесия, которое было свойственно профессору Ридану. Всё началось с этого проклятого «шока». Что же это, наконец могло быть? Сотни раз ученый припоминал мельчайшие детали необыкновенного случая, стараясь нащупать в них хоть какую-нибудь нить к объяснению. Он хорошо помнил чувство глубокого отчаяния, внезапно охватившее его в тот момент. Были ли какие-нибудь основания для этого в его мыслях, в логической цепи его теорий? Никаких! Никаких сомнений в правильности его концепции не было ни тогда, ни раньше, не было и теперь. Были ли основания физиологического характера для подобных «заскоков» в его психике? Он с негодованием отвергал и это предположение: он знал, чувствовал, что нет таких оснований.

Нет, тут было другое. Какая-то посторонняя сила внезапно ворвалась извне, овладела на момент его волей, подчинила мысль своему враждебному влиянию. Но такой силы не знала наука.

Ридан терялся в предположениях. А тут еще вынужденный разговор с неприятным Витковским, появление на сцене вовсе неизвестного человека, рекомендованного наркомом, предстоящее посещение конструктора-иностранца, который должен решить судьбу его открытия. Новые люди вовлекались в орбиту ридановской жизни. Все это беспокоило ученого.

Однако события шли своим чередом. Через день после наркоматских свиданий, когда небольшая семья профессора сидела в столовой за вечерним чаем, в передней раздался звонок.

Девушки вскочили одновременно. Но на этот раз Анна не дала более подвижной Наташе опередить ее. Она знала о предстоящих визитах новых, незнакомых людей, чувствовала неспокойное состояние отца и решила держаться в курсе этих свиданий, чтобы по возможности предупредить новые волнения, от которых она теперь тщательно оберегала Ридана.

Она вышла и открыла входную дверь.

— Товарищ Тунгусов?! — воскликнула она.

— Вот видите… — Николай смутился от неожиданности. — А я вашей фамилии так и не спросил тогда.

Ну, конечно, он сразу узнал эту «замечательную девушку», как сказал о ней директор завода на совещании.

— Входите же, входите! Я очень рада.

— А я, собственно, к профессору Ридану… Да позвольте, вы не дочь ли его? — он вспомнил, что директор сказал тогда: «дочь профессора».

— Ну, конечно! Меня зовут Анна. Сейчас будет вам и профессор… Так это вас с ним познакомил нарком? Вот случай-то! Идите сюда…

Она схватила его за руку и втащила за собой в столовую, как большого ребенка.

— Папа, это оказывается, Тунгусов: тот самый, который у нас на фабрике знаменитую сушилку свою будет строить!

— Вот и прекрасно! — поддержал ее Ридан. — Значит у нас теперь есть с чего начать разговор.

Непосредственность Анны вначале привела Николая в смущение, но затем быстро создала атмосферу непринужденности. Николай почувствовал себя среди друзей. Ридан, подготовленный рассказами дочери об изобретателе, увидев инженера, забыл о своих волнениях. Такое знакомство представляло для него особый интерес.

Говорили, конечно, о сушилке. Медленно, по обыкновению, подбирая нужные слова, Николай рассказал, как удачно пошло дело после того, как они, по совету Анны, обратились непосредственно к наркому. Да, это именно ей завод будет обязан, если дело закончится успешно. Заказ на лампы уже передан. Витковский, освободившись от ответственности, стал необычайно предупредительным и активным. Эти трусишки всегда таковы.

Чтобы сделать разговор более интересным для отца, Анна попросила Тунгусова пояснить суть его изобретения.

Николай охотно начал объяснять. Ридан, услышав знакомые термины, часто попадавшиеся ему в электротехнической литературе, насторожился. Вот когда он, наконец, узнает практический смысл многих понятий, оставшихся ему неясными! Несколько преувеличивая свою неосведомленность, Ридан поспешил предупредить собеседника, что он совершеннейший профан в вопросах электротехники. Тунгусов удивился:

— Вот как! А я, признаться, думал, что вы работаете в этой области.

— Нет. Моя стихия — живой организм, физиология. Точнее — нервная система. Мозг.

Николай грустно улыбнулся.

— А я в этих вопросах абсолютный профан… о чем мне и приходилось жалеть… Однако, что же тогда означает предложение наркома? Чем мы можем помочь друг другу?

Фраза, произнесенная вскользь, не ушла от внимания Анны.

— А почему, скажите, вам приходилось жалеть?

— Видите ли, я изучал действие ультракоротких волн на различные объекты, между прочим, и на биологические. Вот тут-то мне и понадобились кое-какие сведения из физиологии.

Ридан схватился за бородку.

— А… с более высокими частотами вам не приходилось иметь дело? — спросил он, ожидая ответа, как зритель ждет выстрела на сцене.