Где Ангел не решится сделать шаг

Примарх повернулся, направив меч на Космического Волка.

— Никаких загадок, сын Фенриса.

Красный Нож поклонился.

— Мои братья прибыли сюда следить за тобой, милорд. По приказу Волчьего Короля, от имени Сигиллита. Доложить, если ты сбился с пути, подобно иным, — он поднял голову. — Как сбился Алый Король.

— Магнус? — на лице примарха промелькнула целая гамма чувств, ни один воин не осмелился заговорить. В глазах Сангвиния на мгновение вспыхнуло разочарование.

— Он нарушил свое слово, — это был не вопрос.

Кровавые Ангелы молчали, потрясенные чудовищной перспективой. Она не укладывалась в голове: братство примархов должно было быть выше таких низменных человеческих чувств. И все же, когда Мерос прислушался к биению сердца в груди, когда он посмотрел на своего повелителя, он знал, что им открылась правда.

Подобно ледяному кинжалу, его мысли пронзили яркие воспоминания. Казалось, прошла целая жизнь, но на самом деле всего несколько недель после сражения на Нартаба Октус. Тогда попавший в живот эльдарский снаряд-«душеискатель» почти оборвал жизнь апотекария. Рука Мероса провела по месту на животе, отмеченному шрамом.

На пороге смерти, внутри саркофага легиона, когда Мерос боролся за свою жизнь с телепатическим ядом чужих, к нему пришло странное и сильное видение. Другой Кровавый Ангел, знакомый и в то же время нет, сражался рядом с ним.

Последним произнесенным призраком словом было имя, звучащее, как предупреждение. Как самое темное проклятье.

Хорус.

Воспоминание апотекария разбилось, как стекло, и он неожиданно вернулся в настоящее. Вокруг него одновременно заговорили все воины, неистово споря над смыслом подозрений Амита и мрачных последствиях откровения Красного Ножа. Он видел яростную полемику Аннеллуса и Клотена, видел, как Ралдорон смотрит вдаль, словно лишившись дара речи, слышал, как Азкаэллон отрицает снова и снова, а Накир с Карминусом мрачно соглашаются.

Затем на крыльях ангела снизошел гром.

Яростно оскалившись, Сангвиний зарычал и прочертил огромным, гудящим в тяжелом воздухе мечом дугу сияющего металла. Ангел опустил клинок с силой, сотрясшей землю, вонзив острие в покореженный и почерневший адамантий корпуса «Красной слезы». Могучее оружие издало чистый и идеальный колокольный звон, который разнесся над пустошью. Примарх убрал руку с эфеса меча, который вибрировал от силы резонирующего удара.

— Нет, — сказал Сангвиний, и Мерос на миг почувствовал, что одного этого приказа будет достаточно, чтобы остановить под его ногами вращающийся мир. Ангел посмотрел на каждого из них по очереди, и величественный облик серафима сменился суровым видом полководца.

— Независимо от того, какую правду скрывают от нас сейчас и скрывали прежде… В этот день и в этом месте она не имеет значения, — Сангвиний снял одну из перчаток и бросил ее на палубу.

Ралдорон и Азкаэллон сделали то же самое, и в течение нескольких секунд каждый воин на палубе последовал примеру Ангела.

— Обнажите свои клинки, — сказал он им и замолчал, протянув руку Амиту, помогая ему подняться.

Мерос извлек цепной топор из магнитного замка на спине, Кровавые Ангелы вокруг него обнажили боевые ножи и мечи. В тусклом свете солнца сверкал лес обнаженной стали.

Сангвиний обхватил обнаженное лезвие своего меча и сжал руку. Густая ярко-багровая жидкость полилась из его ладони по лезвию меча. Мерос кивнул и сжал бритвенноострые вольфрамовые зубья топора. Все его боевые братья вытянули клинки, красные капли брызнули на корпус корабля, перемешиваясь друг с другом. Традиция чаши была соблюдена на лезвии клинка и большим, чем обычно, числом участников.

— Это наша клятва, — сказал Ангел. — Мы сделаем то, что должно быть сделано. Сразимся и победим. Это все, что имеет значение.

Пока.Сангвиний не произнес этого слова, но каждый из его сыновей услышал его.

14 РАВНИНЫ ПРОКЛЯТЫХ В БОЙ ЖАЖДУЩИЙ КРОВИ

Кано шел по посадочному отсеку, стараясь не оступиться. После каждого шага он силой воли старался отрешиться от боли, вытягивая раскаленный жар и изолируя его. Тем не менее это мало помогало, а действия нейрохимических желез в его биоимплататах и принятые лекарственные препараты не могли остановить сильнейшую боль. Кано шел по лезвиям, держась со стоическим, железным спокойствием.

Чудовище, напавшее на него в межкорпусном пространстве, навалилось всей массой, расколов доспех и угрожая раздавить. Растрескавшаяся с головы до пят и ставшая почти бесполезной броня была снята и отправлена мастерам Метрикулуса с тщетными надеждами на ремонт. Но у оружейников накопилось много другой работы, и Кано сомневался, что будет носить в ближайшем будущем что-то, кроме служебных одежд.