Где апельсины зреют

Вопили и другія дамы, страдавшія морской болзнью, пробовали приподняться съ дивановъ, но тутъ-же падали. Кто былъ въ силахъ, бжали изъ каюты на верхъ, задвая за палки, зонтики, баулы. Сдлалась паника. Пароходная прислуга, ухаживавшая за больными, недоумвала и не знала, что ей длать. Николай Ивановичъ поднималъ жену. Рядомъ съ ней какая-то дама въ черномъ плать нервно билась въ истерик, плакала и смялась.

LXXI

О переполох въ кают доложили капитану, стоявшему у руля. Сбжавъ въ каюту въ своемъ резиновомъ пальто весь мокрый, онъ насилу могъ успокоить пассажировъ. Съ Николая Ивановича и Конурина были силой сняты спасательные крути. Капитанъ что-то долго говорилъ имъ по итальянски, грозилъ жальцемъ, указывалъ на небо, но они, разумется, ничего не поняли. Глафира Семеновна во время рчи капитана кричала ему по-русски:

— Извергъ, злоди, душегубъ! Вшать надо такихъ капитановъ, которые тащутъ пассажировъ на врную смерть!

Капитанъ тоже, разумется, не понялъ ее, указалъ еще разъ на небо и торжественно удалился изъ каюты.

Контролеръ съ пароходной прислугой приводили въ чувство впавшую въ истерику даму въ черномъ плать. Онъ давалъ ей нюхать нашатырный спиртъ, поилъ ее сельтерской водой съ коньякомъ. Около дамы въ черномъ плать, оказавшейся нмкой, суетился и англичанинъ въ шотландскомъ клтчатомъ пиджак и на ломанномъ ужасномъ нмецкомъ язык доказывалъ ей, что она должна не разстегивать свой корсажъ, а напротивъ, застегнуться и даже перетянуть ремнемъ свой желудокъ, ежели хочетъ не страдать морской болзнью. Онъ даже началъ демонстрировать, какъ это сдлать, отстегнулъ отъ бинокля ремень, сильно перетянулъ имъ себя поверхъ жилета, но вдругъ остановился, выпучивъ глаза, приложилъ ко рту носовой платокъ и, шатаясь, поплелся къ лстниц, дабы выбраться изъ каюты. Съ нимъ сдлалась морская болзнь.

Николай Ивановичъ былъ около жены. Морская болзнь не брала его. Онъ все еще крпился и умоляющимъ голосомъ упрашивалъ стонущую жену:

— Глаша, голубушка, потерпи еще немножко. Вдь ужъ скоро прідемъ въ Неаполь. Землякъ! Скоро мы будемъ въ Неапол? — обратился онъ къ контролеру.

— Судя по времени, должны придти черезъ три четверти часа въ Неаполь, но втеръ дуетъ прямо на насъ. Часъ времени во всякомъ случа пройдетъ.

— Еще часъ, еще часъ мученій! продолжала стонать Глафира Семеновна. — Ахъ, живодеры, живодеры! Бандиты! Разбойники!

— Сударыня, да попробуйте вы какъ-нибудь выйти на палубу. Я увренъ, что свжій втеръ и брызги воды освжатъ васъ, подскочилъ къ ней контролеръ, оставляя даму въ черномъ плать. — Дайте вашу руку, обопритесь на меня и я проведу васъ.

— Не подходи, не подходи душегубъ! взвизгнула лежавшая на диван Глафира Семеновна и пихнула контролера ногой.

А втеръ, между тмъ, все крпчалъ и крпчалъ. Качка усиливалась.

Черезъ полчаса въ каюту спустился Конуринъ. Голова его была повязана носовымъ платкомъ.

— Берегъ! Берегъ! радостно восклицалъ онъ. — Виднъ Неаполь!

Но его такъ шатнуло, что онъ повалился на полъ и всталъ на колни передъ сидящимъ, разставя ноги, сдымъ англичаниномъ, сосущимъ лимонъ.

— Господи Боже мой! Эдакая качка, а онъ чудитъ, пожалъ плечами Николай Ивановичъ, взглянувъ на голову Конурина. — Что это ты платокъ-то надлъ?

— Шляпу сдунуло втромъ. Выглянулъ за бортъ, а она — фютъ! Теперь акула какая-нибудь въ моей шляп щеголяетъ. Успокойтесь, матушка, голубушка… Придите въ себя… Сейчасъ берегъ, сейчасъ мы остановимся, обратился Конуринъ къ Глафир Семеновн.

Англичанинъ въ шотландскомъ пиджак вернулся въ каюту блдный, съ помертвлыми синими губами, съ посоловлыми слезящимися глазами. Онъ слъ и сталъ щупать пульсъ у себя на рук, потомъ разстегнулъ жилетъ и сорочку, засунулъ себ подъ мышку градусникъ для измренія температуры тла, черезъ нсколько времени вынулъ этотъ градусникъ и, посмотрвъ на него, сталъ записывать что-то въ записную книжку.

Прошло полчаса и пароходъ началъ убавлять пары. Колеса хлопали по вод медленне и наконецъ совсмъ остановились, хотя качка и не уменьшалась. Среди завыванія втра и шума волнъ вверху на палуб слышна была команда капитана и крики пароходной прислуги, бгавшей по палуб. Вскор раздался лязгъ желзныхъ цпей, что-то стукнуло и потрясло пароходъ. Кинули якорь. Пароходъ остановился въ гавани, но его продолжало качать.

Конуринъ, бгавшій на верхъ, снова сбжалъ въ каюту и сообщилъ:

— Пріхали… Остановились… Сейчасъ на лодки спускать насъ будутъ.

— Ну, слава Богу! простонала Глафира Семеновна и, собравъ вс свои силы, поднялась съ дивана и стала приводить свой костюмъ въ порядокъ.

Встрепенулись и англичане, развязывая свои пледы, чтобы закутаться ими отъ лившаго на воздух дождя. Два-три пассажира бросились на верхъ, но тотчасъ-же вернулись назадъ и, размахивая руками, съ жаромъ разсказывали что-то по итальянски другимъ пассажирамъ. Прислушивавшійся къ ихъ разговору англичанинъ въ шотландскомъ пиджак посмотрлъ на свой барометръ, покачалъ головой и процдилъ какія-то англійскія слова сквозь зубы. Николай Ивановичъ и Конуринъ, поддерживая съ двухъ сторонъ Глафиру Семеновну, вели ее къ выходу. Съ лстницы сбжалъ контролеръ и остановилъ ихъ.