Где апельсины зреют

— Каковы вещицы-то! Эти камеи у меня въ оправѣ, въ видѣ брошекъ, но есть и безъ оправы. По пріѣздѣ въ Россію можете оправить ихъ въ брошку или браслетъ. Эти ужъ будутъ верхъ художественности. Вотъ камея въ восемьдесятъ франковъ, вотъ въ сто, а вотъ въ сто двадцать пять.

Говоря это, онъ вынималъ камеи изъ жилетныхъ кармановъ.

— Но за что-же такъ дорого? говорила Глафира Семеновна.

— За художественность, за чистоту отдѣлки, за мелкую работу. Вѣдь надъ этой мелкой работой слѣпъ художникъ. А что до дороговизны, то это очень не дорого. Я беру себѣ, сударыня, только десять процентовъ коммисіи. Хотите вы черепаховыя издѣлія — есть у меня и черепаховыя издѣлія, — прибавилъ контролеръ и вытащилъ изъ боковаго кармана пиджака пачку гребенокъ, ножей для разрѣзанія бумаги, гребенокъ для женскихъ косъ. — Выбирайте, выбирайте. Нигдѣ дешевле меня не купите.

— А почемъ эти вещи? — спросила Глафира Семеновна и начала торговаться.

— Пожалуйста не торгуйтесь. Съ моихъ соотечественниковъ я беру самыя дешевыя цѣны, — отвѣчалъ контролеръ и все-таки спустилъ съ запрошенныхъ цѣнъ изрядную толику.

— Иванъ Кондратьичъ, покупайте-же вашей женѣ камею. Вы вѣдь хотѣли купить — обратилась Глафира Семеновна къ Конурину.

— Виду нѣтъ. Ну, что это за подарокъ! Я думалъ, камея совсѣмъ другое. А это такъ себѣ фитюлька изъ раковины. Жена въ четвертакъ оцѣнитъ. Вотъ развѣ гребенку черепаховую высокую ей въ косу купить?

— Вотъ гребенка въ пятьдесятъ франковъ, предложилъ контролеръ.

— Что? Ахъ, ты! А еще русскій человѣкъ!

— Но вы посмотрите, какая это тонкая, художественная работа. Все въ работѣ. Я вамъ такой-же величины гребенку могу продать и за пятнадцать франковъ, но будетъ не та рѣзьба, не та работа. Вотъ, напримѣръ… Даже за четырнадцать франковъ отдамъ.

— Десять.

— Не могу. Съ этой гребенкѣ за четырнадцать франковъ я, впрочемъ, могу прибавить гребенку для васъ, маленькую карманную гребенку.

— Ну, съ карманной гребенкой одиннадцать и коньяку выпьемъ на мой счетъ. Гарсонъ! Или какъ тебя! Чумазый! Гдѣ ты?

— За коньякъ мерси, но за одиннадцать уступить не могу. Желаете тринадцать?

— Двѣнадцать и коньяковое угощеніе. Коньяковое угощеніе будетъ хорошее.

— Давайте деньги. Только ужъ изъ-за того, что землякъ, махнулъ рукой контролеръ.

Накупила и Глафира Семеновна разныхъ мелочей франковъ на полтораста и въ томъ числѣ двѣ камеи. Контролеръ хоть и просилъ не торговаться съ нимъ, но спустилъ добрую треть противъ объявленной цѣны. Были куплены съ помощью контролера и кораллы, и деревянныя издѣлія у другихъ торговцевъ. Начались спрыски покупокъ коньякомъ.

— Какъ пріѣдете на островъ Капри, будете завтракать. На берегу васъ обступятъ всевозможные коммиссіонеры и будутъ тащить васъ въ свои рестораны, такъ никуда не ходите, кромѣ гостинницы Голубаго Грота. Вотъ карточка гостинницы, говорилъ контролеръ, суя Иванову и Конурину карточку гостинницы. — Тамъ васъ накормятъ и дешево и сытно. До отвалу накормятъ. Тамъ и я буду завтракать.

— Вотъ и отлично. Стало быть, вмѣстѣ позавтракаемъ и будете вы намъ переводчикомъ.

— Готовъ служить. Тамъ такія вамъ отборныя устрицы подадутъ, что языкъ проглотите.

— Тьфу, тьфу! плюнулъ Конуринъ.

— Что съ вами?

— Да я не только ихъ ѣсть, а и смотрѣть-то на нихъ не могу.

— Неужели? А на сколько я успѣлъ замѣтить, всѣ русскіе съ такой жадностью набрасываются здѣсь на устрицы.

— Да не купцы, не изъ купеческаго быта, а купцы даже за грѣхъ считаютъ такую нечисть ѣсть.

— Врешь. Это только не полированные купцы, А ежели понатужиться, то съ горчицей я въ лучшемъ видѣ могу пару устрицъ съѣсть. Духъ запру и съѣмъ, сказалъ Николай Ивановичъ.

— А все-таки не любите ихъ? Ну, рыбы великолѣпной намъ подадутъ.

— Рыбы у меня жена не ѣстъ. Боится, что изъ какой-нибудь змѣиной породы рыбу подадутъ.

— Позвольте, что-же вы будете ѣсть на островѣ Капри? Островъ только устрицами и рыбой славится.

— Поѣдимъ что-нибудь такое, чѣмъ онъ не славится.

— Ну, барашка съ макаронами.

— Ой! Какъ только въ макаронное царство въѣхали, только баранину съ макаронами и ѣдимъ, проговорилъ Конуринъ. — До смерти надоѣла!

— Креветки, крабы…

— Тьфу, тьфу! Это тоже не купеческая ѣда. А вы вотъ что: нельзя-ли русскую селяночку изъ ветчины на сковородкѣ приказать изобразить, да дутые пироги? Можетъ быть вамъ по знакомству и сдѣлаютъ.

— Нѣтъ, этихъ блюдъ вамъ во всей Италіи не сдѣлаютъ. Глаза вытаращутъ отъ удивленія, если скажешь про пироги или про селянку.

— Ну, бифштексы. Бифштексы можно?

— Можно. Это англичане ѣдятъ.

— Что англичане ѣдятъ, то можно, а что русскіе, того нельзя. Что за счастье такое англичанамъ?

— Да вѣдь русскіе очень мало посѣщаютъ Италію, а англичане толпами осаждаютъ Неаполь и островъ Капри. Смотрите, сколько ихъ сегодня ѣдетъ.

— Голубая вода! Голубая вода! закричала Глафира Семеновна, смотря за бортъ парохода. — Николай Иванычъ, смотри, какая бирюзовая вода.

Николай Ивановичъ и Конуринъ подскочили къ борту. Пароходъ проходилъ мимо высокой отвѣсной скалы, какъ-бы выростающей прямо изъ моря.