Где Бог, когда я страдаю?

Христиане верят, что впереди их ждет прекрасное будущее, каким бы мрачным ни виделось им настоящее. Бруно Беттельгейм, переживший ужасы гитлеровских лагерей, признает: такая вера превращается в реальную силу: «Известно, что в концлагерях люди, имевшие твердые религиозные и моральные убеждения, переносили испытания намного лучше, чем их неверующие товарищи. Вера, включая и веру в будущую жизнь, вселяла в них силы, каких не было у других».

Джони Эриксон–Тада рассказывает, как однажды побывала в интернате для умственно отсталых. Она часто посещала больницы и интернаты, и, сидя в инвалидном кресле, рассказывала свою историю. Обычно все слушали ее, затаив дыхание. На этот раз ее слушатели не способны были сосредоточиться на ее рассказе. Когда Джони стала рассказывать о рае, ее уже никто не слушал.

День был жаркий, Джони почувствовала, как по спине текут струйки пота. Она изо всех сил пыталась вернуть внимание слушателей. Наконец она в отчаянии выпалила: «На небесах вы обретете новый разум». Не успели эти слова сорваться с ее губ, как Джони пожалела о сказанном: не жестоки ли они, не оскорбительны ли? Но в то же мгновение атмосфера в комнате изменилась: больные встретили ее слова радостными возгласами и громкими аплодисментами.

Слова пробудили в них глубинные надежды. Больные лучше, чем кто–либо другой осознавали: их разум недоразвит, далек от совершенства. И вот перед ними открывается обетование — надежда всех христиан: впереди их ждет жизнь, которую не будут омрачать болезни. После смерти они получат полное исцеление. Апостол Павел напоминает нам: «Наше же жительство — на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все» (Флп 3:20–21).

Мне кажется, что мы, западные христиане, со свойственным нам высокомерием стесняемся подчеркивать свои надежды на вечную жизнь, на получение обещанных наград на небесах. Могу припомнить лишь пару проповедей, в которых говорилось бы о «венце жизни» или о «венце праведности». Современная культура твердит нам, что наше страдание — это единственная реальность, а вечная жизнь на небесах — несбыточные мечты.

Но какую еще надежду дать парализованному человеку или матери ребенка, больного синдромом Дауна? На что им надеяться? Чтобы ответить на эти вопросы, расскажу вам историю Марты — участницы группы «Ни дня напрасно». Ее история в каком–то смысле охватывает все, что я узнал о страдании за тот год, в течение которого посещал группу.

Я обратил внимание на Марту во время первой же встречи. У остальных налицо были явные признаки тяжелой болезни: редкие волосы, землистый цвет кожи, отсутствие конечностей, непроизвольные подергивания. У Марты внешне все было в порядке: привлекательная двадцатишестилетняя девушка. Я подумал, что она ходит на собрания группы, как и я — с кем–то за компанию.

Когда до нее дошла очередь рассказывать о себе, она поведала: совсем недавно у нее обнаружили амиотрофический латеральный склероз (АЛС). Год назад от этой болезни умер ее отец, а еще двумя годами раньше скончался дядя. АЛС редко передается по наследству и еще реже встречается у молодых женщин, но, к несчастью, Марта попала в число исключений.

Эта болезнь разрушает нервные клетки. Сначала утрачивается контроль за движениями — действиями рук и ног, кистей и стоп. Затем болезнь подкрадывается к непроизвольным движениям — нарушается работа дыхательной системы и наступает смерть. Бывает, болезнь пожирает свою жертву быстро. Бывает, что недуг развивается довольно медленно. Отец и дядя Марты после начала болезни протянули два года. Марта знала о течении болезни все до мельчайших подробностей.

Первый раз я пришел на встречу группы в марте. В апреле Марта уже сидела в инвалидной коляске. Ходила она с большим трудом, из–за этого ее уволили с работы (она работала в университетской библиотеке).

К маю у Марты отказала правая рука, она больше не могла пользоваться ходунками. Врач–физиотерапевт научил ее поднимать вещи с пола с помощью хитроумного приспособления, состоящего из швабры и клейкой ленты. К этому времени она уже с трудом управлялась и с механической коляской.

К июню отказали обе руки. Пальцы еще шевелились, и Марта — пусть с трудом, — но могла нажимать кнопки пульта новой электронной коляски. Ей требовался круглосуточный уход, и она была вынуждена перебраться в стационар.