Где болит? Что интерн делал дальше

Я и сам толком не знал, почему согласился на эту работу. Думается, отчасти из банального любопытства, ну и да, потому что она позволяла сбежать из больницы с мигающими лампами дневного света, от менеджеров с их диаграммами и злобных консультантов. Однако в первую очередь мне хотелось ответов. Город усыпан обломками разбитых человеческих жизней. Они попадаются нам у дверей магазинов, спят на парковых скамьях. Мы видим использованные иглы в водосточных желобах и пустые пивные банки, плавающие в канале. Мы живем рядом, но не пересекаемся между собой, и только начав работать врачом, я столкнулся с пациентами из разных социальных слоев, в том числе с самого дна.

Собственно, поскольку болезни и бедность идут рука об руку, мы встречались с ними весьма часто. В свой первый год, принимая в отделении скорой помощи бездомных, алкоголиков и наркоманов, подлатывая их и отпуская на все четыре стороны, я постоянно спрашивал себя, что я делаю. Действительно ли я им помогаю, а если нет, то как им можно помочь? Я поражался страшным откровениям, которыми они делились со мной, пытаясь понять, почему траектория их жизней так отличается от моей и почему одни люди как-то справляются, а другие – нет. Мне хотелось знать реальные истории бедолаг, которых мы перешагиваем по дороге на работу, которые выпрашивают у нас деньги и пугают нас поздними вечерами. К примеру, в какой момент человек совершает выбор, который в результате делает его героиновым наркоманом?

– Ой, ты такой странный, – заявила Руби, когда я впервые рассказал ей о будущей работе. – Почему ты не можешь быть как все и найти нормальное место, где надо лечить нормальных людей?

Мы стояли с ней в отделении скорой помощи, и как раз в этот момент в двери вошел человек с сиденьем от унитаза, торчавшим из головы.

– Ну, ты понял, что я имею в виду. Преимущественно нормальных, – поправилась она, глядя, как мужчина пытается без очереди проникнуть в кабинет. – Никто не работает с проститутками и наркоманами по собственной воле. Ты что, ничему не научился в медицинском колледже? Наш Священный Грааль – это пожилые дамы, которые в благодарность дарят врачам шоколад.

Со стороны Руби это прозвучало немного лицемерно. Сама она собиралась работать в травматологии и ортопедии. Нормального человека одно название должно было отпугнуть. В ее обязанности входило бежать туда, откуда все остальные, если пребывали в здравом уме, старались скорее смыться.

Флора отреагировала чуть более благосклонно.

– Ну, я думаю, это интересная область и должность стоящая, – сказала она, – но если тебе будут дарить конфеты, не ешь. Там может оказаться героин. Так делают, чтобы подсадить человека на наркоту. Мне мама рассказала.

Я не стал сообщать Флоре – в основном потому, что у нее зазвонил пейджер и ей пришлось бежать копаться у пациента в заднице, а не из нежелания критиковать ее маму, – что именно поэтому и выбрал такую работу. У всех, от обывателей, занятых в своих коттеджах просмотром «Жителей Ист-Энда», до политиков, ломающих копья в Палате общин, имеется мнение относительно наркоманов и бездомных. Кто-то считает, что они заслуживают сочувствия, кто-то, что им надо дать пинка под зад. Должен признаться, сам я не знал, что о них думать, и поэтому решил, что это отличный способ разобраться. А исследовать всю глубину человеческого падения невозможно, не замочив ног в мутных водах. Мне хотелось сменить ракурс, посмотреть на ситуацию по-другому, оценить все свежим взором. А может, Руби была права, и я просто сошел с ума. Наверное, я стал живым доказательством того, что невозможно питаться исключительно едой с круглосуточных заправок и сохранить после этого здравый рассудок.

Мои мысли продолжали лететь вперед, пока поезд подходил к станции. Учась на медицинском факультете, я одновременно получил ученую степень по антропологии. Меня завораживал тот факт, что наше общество – не одна гомогенная группа: оно состоит из бессчетных подгрупп, члены которых плавно перемещаются между ними. Здесь, в одном со мной вагоне, ехали люди из разных социальных слоев, с разными представлениями о мире, но существующие в одной культуре; при этом у двух человек, стоящих бок о бок, могло не быть практически ничего общего. Можно, конечно, изучать далекие страны и жизнь их коренного населения, но и в нашем обществе есть масса разных культур, представители которых контактируют между собой, создавая тем самым разветвленную сеть. Люди, с которыми мне предстояло работать, являлись частью этого общества, и я хотел составить представление об их мире, стать антропологом в своем собственном городе. Виновато ли общество в их падении или же они виноваты в общем падении нравов?