Где будет труп

Интересно, что поделывает инспектор Ампелти? Суперинтендант слышал рассказ об их с Уимзи путешествии в Лондон и знал, что оно только сильнее все запутало. А еще эта докука с Шиком. Согласно донесениям, Шик ехал в Лондон. Следить за ним — та еще работенка, тем более что основания для слежки у Глейшера находились с трудом. В конце концов, что такого Шик сделал? Он неприятный тип, и он сказал, что был прилив, когда на самом деле был отлив, — но во всех других отношениях он вроде бы говорил чистую правду. Глейшер понимал, что рискует восстановить против себя полицию полудюжины графств, причем без особых на то причин.

Он выбросил расследование из головы и занялся множеством повседневных дел, связанных с мелкими кражами и дорожными происшествиями. За ними прошел вечер. Однако после ужина обнаружилось, что проблема Поля Алексиса опять не дает ему покоя. Ампелти сообщил, какие справки навел о Перкинсе. Интерес представлял только тот факт, что Перкинс состоял в Советском клубе[175] и сочувствовал коммунистам.

А кому ж ему еще сочувствовать, думал Глейшер: такие вот слабаки, смирные и робкие, всегда и жаждут революции с кровопролитием. Однако в сочетании с шифрованными письмами этот вопрос приобретал некоторую значимость. Ну когда же, подумал он, придут снимки письма, найденного на трупе? Настроение у него испортилось, он огрызнулся на жену, наступил на кошку и решил сходить в «Бельвю» повидать лорда Питера Уимзи.

Уимзи в отеле не оказалось, а расспросы привели суперинтенданта к миссис Лефранк, где обнаружился не только Уимзи, но и инспектор Ампелти. Они сидели вместе с Гарриет в комнате, где раньше жил Поль Алексис. Все трое были, казалось, заняты игрой в слова. Везде валялись книги, а Гарриет читала присутствующим словарь Чемберса.

— О, здравствуйте, суперинтендант! — воскликнул Уимзи. — Присоединяйтесь! Уверен, наша хозяйка будет счастлива вас видеть. Мы тут совершаем открытия.

— В самом деле, милорд? И мы тоже — во всяком случае, этот юноша, Ормонд, кое-что, так сказать, нашарил.

Он принялся рассказывать. Ему не терпелось на ком-то проверить версию. Ампелти хмыкнул. Уимзи схватил карту, листок бумаги и стал прикидывать расстояния и время. Завязалось обсуждение. Заспорили о скорости конского бега. Уимзи сказал, что, возможно, недооценил способности гнедой кобылы. Он собрался одолжить животное у хозяина, чтобы провести эксперимент.

Гарриет молчала.

— А вы что думаете? — вдруг спросил ее Уимзи.

— Думаю, это полная ерунда.

Глейшер рассмеялся.

— Интуиция мисс Вэйн против, — сказал он.

— Это не интуиция, — возразила Гарриет. — Интуиции не бывает. Это здравый смысл. Художественное чутье, если хотите. Все эти теории неверны. Они искусственны, высосаны из пальца.

Глейшер снова засмеялся:

— Ну, это выше моего понимания.

— Вы, мужчины, — продолжила Гарриет, — позволяете себе увлекаться цифрами и расчетами и забываете, о чем, собственно, идет речь. Но все это совершенно безжизненно. Трещит по всем швам. Это как… как плохой сюжет, выстроенный вокруг неудачной идеи. Вы вбили себе в головы, что тут должны быть замешаны Уэлдон, лошадь и Перкинс — не важно как. А когда приходите к противоречию, то говорите: «Ну ничего, что-нибудь придумаем. Заставим его сделать то, заставим сделать это». Но нельзя заставлять других делать что-то для вашего удобства — в жизни, по крайней мере. Зачем вам вообще надо задействовать всех этих людей?

— Вы же не станете отрицать, что тут многое требует объяснения, — сказал Ампелти.

— Конечно, масса всего требует объяснения, но все ваши объяснения слишком невероятные. Кто так планирует убийство? Они у вас получаются в одном слишком хитрые, а в другом слишком глупые. Каким бы ни оказалось объяснение, оно будет проще. Шире. Просторнее. Понимаете? Вы просто сочиняете дело, вот и все.

— А ведь и правда, — поддержал Уимзи.

— Согласен, все это сложновато, — признал Глейшер, — но если мы не сочиним дело против Уэлдона, Шика и Перкинса, или двоих из них, или кого-то одного — против кого тогда сочинять? Против большевиков? А этот Перкинс как раз большевик, или коммунист, впрочем, какая разница, и если замешан он, тогда и Уэлдон тоже, раз у них взаимное алиби.

— Да, я знаю. Но у вас все дело вот так слеплено. Сначала вам надо обвинить Уэлдона, потому что он хочет получить деньги своей матери, и вы говорите, что Перкинс — его сообщник, поскольку обеспечивает алиби для Уэлдона. А теперь вам надо обвинить Перкинса, потому что он коммунист, и вы говорите, что Уэлдон — его сообщник, поскольку обеспечивает алиби для Перкинса. Но обе эти теории не могут быть верны. И откуда Уэлдон и Перкинс друг друга знают?

— Мы еще не закончили наводить справки.