Где деньги, мародер? (СИ)

— Мыза подождет, вот что! — заявил я. — Я жрать хочу, как крокодил. И вообще не вижу, в чем спешность. Монеты пролежали там лет сто, могут и потерпеть пару часиков.

— Но Синклер… — нахмурился Йован.

— Да плевать я хотел на твоего Синклера, — сказал я. — Надо ему, пусть тоже в столовую подгребает.

— Какой-то ты слишком борзый… — Йован прищурился. — Думаешь, без тебя не обойдемся? Я как-то слишком часто тебя вижу в обществе Кащеева. Что за дела у тебя с карателями?

— Что-то чем чаще я слышу, что я «борзый», тем больше думаю, что недостаточно, — я машинально уклонился от руки Йована, которую он протянул ко мне. — Мы договаривались? Договаривались! Я свою часть работы делаю? Делаю. Какого хрена ты щуришь зенки и строишь из себя собаку-подозреваку? Сказал же — устал, хочу жрать. Приду в мызу через пару часов, когда дела закончу. И руки свои ко мне не тяни, сломаю в следующий раз!

Я вдруг понял, что вообще не шучу. И что если Йован продолжит гундеть, то я отмудохаю его прямо здесь. И выброшу в окно прямо на колючие кусты. Без штанов, сука. Второй этаж, не разобьется. Максимум, сломает себе что-нибудь, если неудачник. В том, что у меня это получится, я ни капли не сомневался. Видел Йована в деле, что уж.

Я с вызовом смотрел на него. Видимо, он заметил что-то такое в моих глазах. Отступил.

— Да ладно, что ты завелся-то? — буркнул он почти примирительным тоном. — Сказал бы сразу, что жрать хочешь. Тогда ты топай пока в свою столовку, и подгребай в мызу потом. А я найду Синклера и Бориса тогда. Договорились?

— Заметано, — я похлопал Йована по плечу и обратил внимание, что он опять в этом своем шерстяном камзоле, и дырка, оставленная ворованским когтем, тщательно заштопана. — Кстати, хотел спросить. А что это за одежка на тебе? Форма университета вроде другая…

— Это же форма Соловецкой Артели! — Йован гордо выпрямил спину. — Ты же из Питера, мог бы и сам опознать!

— Наверное, это старая, — не моргнув глазом сказал я, вспомнив, что это вроде как одно из имперских магических учебных заведений. — Сейчас они в черно-красное одеваются. И куртки короткие.

— Эта мне досталась от деда, — сказал Йован, погладив шершавую шерстяную ткань. — Он служил там до пятидесяти лет, а потом его сюда в экспедицию отправили. Он этот китель моей бабке оставил, когда она моим отцом была беременная. А сам в Империю вернулся, клятва, дело такое.

— Круто, — я покивал. — А я думал, что в Соловецкую обитель болгар не принимают…

— Я серб! — Йован набычился.

— Ой, сорян, я пошутил! — я еще раз хлопнул его по плечу и быстро сбежал по лестнице вниз. Жрать уже действительно хотелось ужасно.

В столовой я разжился тем, что осталось там от обеда — пара холодных котлет, миска пшенки, три зачерствевших пирожка с ливером и стакан компота. Суп уже сожрали, тушеную капусту с уткой тоже. Впрочем, я особо не привередничал. Мне уже было правда все равно, я бы даже от жареных кузнечиков уже не отказался. Если бы их здесь подавали, конечно.

Я забрал поднос и устроился за столиком рядом с квадратной колонной. Отхватил одним укусом половину пирожка и разорвал сверток. Движение получилось неловким, книга и несколько тетрадок грохнулись на пол. «Да блин! — подумал я и наклонился, чтобы собрать все это добро. — Вот же я рукожоп!»

— Незаметно, чтобы ты торопился, Лебовский, — сказал Синклер. Ну да, Йован его нашел, сказал, что я ему сказал, что поем и приду в мызу, а Синклер тоже включил собаку-подозреваку, и они все трое притопали за мной в столовую.

— А знаешь, почему, Синклер? — сказала я не очень внятно, потому что все еще жевал. — Потому что я не торопился, — я спокойно дособирал с пола тетрадки и выпрямился.

Глава 25. Игра в царя горы на минималках

Синклер сверлил меня глазами так, что, наверное, если бы мог поджечь бы, то обязательно бы поджег. Впрочем, он же из мародеров? С чего я решил, что не может? Просто здесь столовая, общественное место, все дела. А за использование магии вне стендов и полигона, да еще и на другом студенте, все-таки наказывают.

Но в любом случае я стоял и смотрел на Синклера. И кривенько так ухмылялся. Недальновидно ссориться с влиятельными людьми, но поделать с собой я ничего не мог — этот мудак мне не нравился. Какой-то он весь липкий, скользкий, на лице написано здорово завышенное чувство собственной важности.

— Слушай сюда, Лебовский, — он одним движением сократил дистанцию и оказался так близко, что практически касался лбом моего лба. Но я не отпрянул, да и вообще не пошевелился. — Ты здесь без году неделя, мелкий говнюк, и если ты думаешь, что можешь разговаривать на равных, то ты здорово ошибаешься. Ты пока еще здесь никто. И у тебя есть два варианта. Либо ты начинаешь вести себя по-человечески, либо… — он замолчал, видимо, выдерживая драматичную паузу.

— Ну? — я откусил еще кусок пирога и начал его жевать. — Что там дальше-то?

— Либо ты сбежишь отсюда через неделю, мамой клянусь! — прошипел Синклер.