И она поспешно удалилась, бросив напоследок на него перепуганный взгляд. Джек поднялся в спальню и пытался поговорить с Кэрол, но она молчала, даже не повернувшись к нему, разглядывая в окне синюю полосу океана и быстро темнеющее небо. Бледное и неподвижное, осунувшееся и похудевшее за эти три дня, лицо ее походило на маску невыразимой скорби, в которой она замкнулась от всего мира. Джек и понимал и не понимал, что с ней происходит. Он не знал, что ему делать. Тревога и беспокойство его достигли предела. Сначала его бесили и выводили из себя эти ее новые выходки, молчание, отказ от еды, отстраненный безучастный вид, и все это он воспринимал, как бунт. Но сейчас он уже даже злиться не мог на нее. Она представляла собой одно сплошное страдание, ему стало ее непомерно жалко. Как бы не старался он ее утешить, поддержать, отвлечь, он не мог до нее достучаться. Она обращала на него внимание и слушала только, когда он говорил о Патрике. Создавалось впечатление, что это было единственное, что ее теперь интересовало. А с ним она была чужая, холодная, безразличная, какая-то очень далекая. Лишь время от времени он замечал, как в ее глазах вспыхивала жгучая ненависть. Но не это его беспокоило. Ее притянутая за уши неприязнь уйдет, когда он убедит ее в своей непричастности к гибели Куртни. Самое ужасное было то, что он вдруг перестал ощущать ее любовь к нему. Но поверить в то, что он вот так внезапно стал ей безразличен, он не мог. Так не бывает. Она не могла его вот взять и сразу разлюбить. Она никогда не сможет его разлюбить, он так считал. Это невозможно.
Его все больше угнетало то, что между ними происходит. Он устал от этого, желая прежнего мира, покоя и согласия, уюта, теплоты, комфорта, которые он всегда ощущал дома, в окружении своей семьи. Он соскучился по Рику. И еще больше — по Кэрол. По той, другой Кэрол, его Кэрол, нежной, уступчивой, ласковой, любящей, заботливой. Ему хотелось, чтобы она снова смотрела на него с восхищением и обожанием, чтобы улыбалась ему, прижималась к нему по ночам и с готовностью отвечала на все его желания.
Два дня назад, взяв ее силой и с боем, он получил незабываемое удовольствие. Но она его перехитрила, поняв, что сопротивления его только раззадоривают, и перестала противиться. В тот же вечер, когда он снова воспылал желанием, она встретила его ласки смиренно, но с отвратительным равнодушием, пренебрежением и холодностью, которые подействовали так, будто его окатили ледяной водой, мгновенно сбив с него весь пыл. Он был в страшной ярости. Но она победила. Он просто не смог заниматься с ней любовью, когда она так равнодушна, хоть и понимал, что, скорее всего, она просто притворяется, потому что, не смотря на все свои сопротивления, там, на полу, она получила не меньшее удовольствие, чем он.
Эта безжизненная мумия, стоявшая сейчас у окна и невидящими глазами разглядывающая небо, ему не нравилась и абсолютно не устраивала. Даже больше, чем злобная и ненавистная фурия, бросающаяся на него с ножом или с кулаками, которая хоть и не нравилась, но дико возбуждала. Ему не нужна была ни та, ни другая. Он хотел увидеть прежнюю Кэрол. Он в ней нуждался, очень нуждался, и впервые почувствовал это за пять лет. Вспомнил, как плохо ему было, когда перестал видеться с ней после смерти Мэтта. Так плохо, как никогда. Вспомнил, как ему ее не хватало, как он по ней тосковал, как терзался своей неуправляемой любовью. И жизнь была не мила, и работа, и ничего не хотелось, и мысли все только о ней… Он не хотел, чтобы это повторилось. Он больше не допустит. Она будет с ним, потому что он этого хочет.