Где я, там смерть

И она решительно закрыла дверь, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Поднявшись наверх, в спальню, она позвонила Джеку и извинилась, сказав, что эта женщина ушла, и она, Кэрол, никогда больше не пригласит ее в дом. Джек был прав. У него не было матери, потому что для Рамоны его не существовало… по крайней мере в качестве сына. Только зачем она тогда приходила, для Кэрол так и осталось не ясно.

Как и предполагал, Джек вернулся домой через два дня. Кэрол и Патрик ждали его с нетерпением. Его не было больше двух недель, и они успели дико за ним соскучиться, хоть и были привыкшими к его частым отсутствиям. Радость Патрика от встречи с отцом удвоилась, когда тот показал привезенную фигурку какого-то безобразного идола, мастерски вырезанного из дерева. Кэрол промолчала, удивляясь восторгу Патрика, которым он отреагировал на подарок, на ее взгляд, совсем не привлекательный. Но Джек и Патрик ее мнения не разделяли. Кэрол отправилась на кухню распорядиться, чтобы Нора подавала ужин, оставив их вдвоем обсуждать историю и происхождения этого жуткого идола. Патрик слушал отца с открытым ртом, словно этот идол сейчас был для него самым важным на свете. Кэрол улыбнулась, радуясь тому, что Джек, наконец-то, перестал сердиться на мальчика за то, что он так плохо обошелся с его подарками, и возобновил пополнение коллекции.

Древний индейский идол был помещен на почетное место на полочку в коллекцию, и семья отправилась ужинать. Джек, вопреки обыкновению, не стал принимать с дороги душ, даже не переоделся. Он просто скинул пиджак, оставшись в элегантных черных брюках и лиловой рубашке, которая не только превосходно смотрелась со строгим черным костюмом, но и очень ему шла. Джек был очень придирчив к выбору одежды, стремясь выглядеть безупречно. Впрочем, положение обязывало. Но и без изрядной доли самолюбия не обходилось. Даже в этом Патрик ему подражал, стараясь перенять деловой и элегантный стиль отца. В школу мальчик ходил только в костюмах, позволяя себе иногда обходится без пиджака, как Джек, находясь в офисе или просто в не официальной обстановке. В своем пятилетнем возрасте Патрик походил на маленького делового бизнесмена или чиновника. Кэрол казалось это забавным и лишним для мальчика, но она не противилась странным желаниям сына быть маленькой копией отца. Патрик даже разговаривал, как он, подражая словам, интонациям и голосу, отчего у него уже выработалась привычка говорить четко и правильно, без запинок и заиканий. Никто не удивился, когда Патрик заявил, что хочет стать юристом. Наверное, иначе и быть не могло.

Сегодня Джек выглядел как никогда уставшим и понурым. Именно поэтому он сразу сел за стол, не искупавшись и не переодевшись с дороги. Он сказал, что после ванны у него не останется сил на ужин с семьей, и он попросту завалится спать голодным. Молчаливый, с бледным лицом он сидел за столом, вяло ковыряясь в тарелке, и время от времени улыбался и кивал неумолкающему Патрику, который рассказывал о том, как прошло время в его отсутствие. Кэрол тоже почти не ела, потеряв аппетит, и встревожено наблюдая за мужем.

— Джек, ты плохо себя чувствуешь? — не выдержала она, пытаясь не показать своего волнения.

— Просто устал. И хочу спать. Все время хочу спать, — он тихо засмеялся, видимо, сам над собой.

— Со мной тоже так бывает, а по утрам — постоянно, просто глаза не открываются, — беспечно отозвался Патрик. — Ты всегда так рано встаешь, пап, тебе надо отоспаться как следует, и все.

— Джек, ты заедешь завтра к мистеру Тоундсу? — спросила Кэрол.

Мистер Гарольд Тоундс был личным врачом Джека, наблюдающим его с тех пор, как у того обнаружилась наследственная склонность к лейкемии, то есть, уже более двадцати лет. Но Патрику об этом знать было пока не обязательно.

— Первым делом, не беспокойся, — Джек бросил на Кэрол нежный взгляд, на этот раз, видимо тронутый ее беспокойством, которое иногда казалось ему навязчивым. Но без этого беспокойства и участия он вряд ли бы смог теперь обходится. Чувствовать себя любимым, нужным, иметь рядом того, кому не безразличны твои проблемы и ты сам, когда все остальные озабочены только тем, как бы взвалить на него свои проблемы — он всегда в этом нуждался, и это его не только успокаивало, но и делало счастливым. Кроме отца, никогда не демонстрирующего свои теплые чувства к нему, и циничной прессы, никого и никогда не интересовало, что происходит в его жизни, в душе, словно у него не было ни того, ни другого, и он существовал только как юрист, живущий лишь для того, чтобы решать проблемы других.