Начать с того, что она говорила. Целыми предложениями! Иногда предложениями длинными, как якорная цепь. Ему приходилось задерживать дыхание в ожидании, когда они закончатся. Народ на Хирте не очень-то разговорчив. Женщины сплетничают, когда работают вместе – размягчают твидовую ткань или потрошат рыбу. Мальчишки болтают и хихикают, меряясь, кто струю дальше пустит. Но в основном рты на Хирте держат закрытыми. Ненароком обронённое слово может обидеть. От холодного ветра больной зуб может сильнее разболеться. Мать Куилла частенько говорила «сказанного не воротишь». И даже преподобный Букан (чья работа как раз заключалась в том, чтобы
Но Мурдина говорила со всеми и каждым обо всём на свете. Она даже носила слова с собой – в карманах у неё всегда было не меньше двух книг. Уроки чтения мистера Фаррисса были тревожными, тяжёлыми часами для ребятни с острова. Чтобы прочесть страничку со словами, они напрягали все свои силы – как залезшая на скалу и неспособная спуститься овца. Но потом Мурдина начала помогать мистеру Фарриссу на уроках, и всё изменилось. Буквы встали в ряд. Слова ожили.
Теряя терпение с «А – акула», «Б – Башмак», «В – ведро», она начинала сочинять историю, как Акулы спрятали Башмаки в Вёдра, готовясь пойти войной на Гуг, а Дрозд, Ежевика, Ёрш, Жук и все прочие буквы алфавита служили им пушечными ядрами… Она рассказывала им истории. Она читала им стихи из книг, которые хранила в карманах.
Ещё она пела: колыбельные, плачи и песни о любви.
Пастор же всецело одобрял только псалмы. Он мог вытерпеть колыбельные и рабочие песни. От песен о любви он содрогался.
Ещё Мурдина смеялась, показывая ветру свои идеальные белые зубы и нисколько не страшась зубной боли. Пастора беспокоил смех Мурдины Галлоуэй.
Но совсем не так, как Куиллиама.
От её смеха по нему прокатывалась волна дрожи, как по колоколу, в который ударили, и его отзвуки пронзали всё его тело. Он не знал, что ему делать с этим эхом. Так что однажды, когда море здорово разбушевалось, он взобрался на вершину Ойсевала и выкричал его, глядя на горизонт:
Чайки принесли эхо назад в клювах, тысячу раз повторив:
Конечно, он не мог никому рассказать. Она приехала ненадолго. Её дом – на большой земле. К тому же она была старше него на добрых три года. Но когда дул ветер, от которого её одежда плотно прилипала к телу, Куилл не мог объяснить, что он чувствует – разве что это была вторая любимая фраза пастора: «грехи плоти».
Она приехала ненадолго. Её дом – на большой земле.
Вскоре после того, как команда птицеловов отправилась на Стак Воина, мистер Гилмор снова приплывёт с Гарриса с почтой и досками, разными орудиями, синим красителем, ламповым стеклом, бумагой, книгами и табаком. Когда он отчалит, то заберёт с собой пастора, преподобного Букана, чтобы тот отчитался о своей миссионерской работе. И Мурдину.
К тому времени, как команда птицеловов вернётся со Стака, Мурдины Галлоуэй уже не будет на Хирте. Куилл больше не увидит её. Почтовая лодка увезёт её назад на Гаррис. С Гарриса она отправится на большую землю, где за ней день ото дня будут наблюдать эти невообразимые деревья, о которых она рассказывала.
Однажды Куилл собрался с духом и попросил её описать ему дубовое дерево, и она сказала: «Я придумала что-то получше, Куилл. Я его выращу – только для тебя!» И острым камнем на клочке белого песка нарисовала ему большое-пребольшое дубовое дерево и добавила на ветки листья – отпечатки своих босых ног – и жёлуди-камешки. Он так долго удивлённо таращился на это дерево, не веря своим глазам, что опоздал домой к ужину.
Вернувшись туда на следующий день, Куилл был убеждён, что дерево по-прежнему будет на месте. Он сможет поставить свою собственную босую ногу на листья – отпечатки ног Мурдины. Но, конечно, море полностью стёрло его – так что он почти решил, будто просто вообразил это.
Когда он вернётся домой со Стака, через три недели, море уже унесёт и саму Мурдину. Будто он и её лишь вообразил.
Задержка
Через несколько дней после прибытия на Стак Воина птицеловы сменили жилище – перебрались из Нижней Хижины в Среднюю, на полпути к вершине. Удобств там было не больше, чем в Нижней, но оттуда они могли спускаться на верёвках и ловить птиц на скалах. Кроме того, когда море бушевало, туда долетало меньше брызг. Они выставили у входа котелок, чтобы набирать дождевую воду для питья: так было проще. Мешки разделили, чтобы спать на них и под ними.