Где кот идет 3. Упругая вселенная

Белов приступил к активным действиям. Некоторое время он пытался перегнуться через спинку переднего сиденья, но все его отчаянные старания были тщетны. Наконец, дулеб догадался вытащить фиксатор. Спинка кресла тут же упала и стукнула его по голове. Потирая ушибленную макушку, Белов добрался до ключей и открыл дверцу багажника, сразу попав в замок.

– Осторожнее, Павел, осторожнее, – уговаривал сам себя дулеб, копаясь в багажнике. – Будь начеку. Это – патроны, это – бабахалки, а где же наш заветный пузырек? Ага, вот ты родной. Прости, что сразу не мог найти. Дай-ка я тебя поцелую. Командор, где ты? Савва, держи меня, я вылезаю!

Хлопнула дверца. В полосе лунного света возникли две темные фигуры. Посредине двора высокий Савва вдруг остановился и задрал голову, глядя на луну. Следовавший по пятам Белов с размаху уткнулся головой в широкую спину воеводы.

– Командор, ты зачем тормозишь без предупреждения? – возмутился дулеб. – Я себе чуть бампер не разбил.

– Пустяки, починим, – отмахнулся Савва. – А не пора ли спеть нашу боевую?

– Пора, – согласился Белов. – Только я слов не знаю.

– Чего тут знать? Ты просто повторяй за мной, – и Савва заревел, распугивая ночных котов:

А как ноченька пришла,
Упыри из-за угла,
Лезут, хлябь твою за твердь,
Прямо на кол, во дела!

Распевая во все горло, веселая парочка поднялась на крыльцо и протопала в дом. Уткнувшись в дверь с «глазом», Павел таинственно приложил палец к губам. Савва послушно замолчал, а дулеб завопил что было мочи:

Раз собрался Хейердал,
К русским в тундру за Урал,
Только Туру Хейердалу,
Съездить в тундру хейер дали.

Хлопнула дверь. Коридор погрузился в темноту. За стеной снова загромыхал Савва, который распекал молодого воина, за то, что тот опоздал отдать ему честь.

Гарун в последний раз вдохнул нежный аромат розовых цветов, усыпавших беседку, и вернулся в дом. Когда он проходил мимо лестницы, наверху скрипнула ступенька. Гарун насторожился. Нежный женский голос тихо окликнул его по имени.

Глава 2

Очнувшись в очередной раз, Лемех обнаружил себя сидящим за столом в компании Анри и Элберта. Ученые беседовали, не обращая внимания на русского коллегу.

– Поймите, Пуанкаре, – горячился Элберт, – Ни в коей мере я не присваиваю себе открытие Лоренца. Да, я не сделал ссылки на его работу. Но, что значит, сослаться на преобразование пространства-времени по Лоренцу? Линейные преобразования настолько очевидны, что их может выполнить любой лицеист-математик. Совсем другое дело наполнить их физическим содержанием. Со времен Галилея все согласны, что всякое движение является относительным. Назовем это частным принципом относительности: все равномерно движущиеся системы отсчета считаются равноценными для протекающих в них физических процессов. Однако до сих пор никто не задумывался о равноценности всех систем, даже движущихся с ускорением. Назовем это общим принципом относительности. Из частного принципа выросла специальная теория относительности, честь создания которой вы отдаете Лоренцу. Не говоря ничего о своем вкладе в теорию, который я считаю более весомым. Пусть так и будет. Пуркуа па? Я сформулирую общий принцип и построю на нем общую теорию относительности, в которой теория Лоренца будет частным случаем. Тогда вы поймете, что я не нуждаюсь в чужой славе.

– Никто не умаляет ваших заслуг, – возразил Пуанкаре. – Идеи, которые вы сформулировали в вашей работе, подняли теорию Лоренца на качественно новый уровень. Но этика ученого обязывает соблюдение определенных правил публикации научных работ.

– Этика ученого? – возмутился Элберт. – А разве Лоренц признал меня, как ученого? Он до сих пор не может простить мне мой доклад в Цюрихском политехникуме, когда я не оставил камня на камне от электромагнитной теории его покойного друга Герца. В приватной беседе Лоренц даже заявил, что он не позволит какому-то недоучившемуся мальчишке бросать тень на память о великом немецком ученом. Разве звание профессора Лейденского университета дает право на такого рода высказывания? Уж не по его ли протекции племянник Герца учится сразу в двух университетах, мюнхенском и берлинском? А я вынужден после окончания политехникума сидеть в бюро патентов, чтобы заработать себе на хлеб насущный. Разве это справедливо? Но ничего. Я еще буду иметь профессуру. И не где-нибудь, а в Берлинском университете. Вот увидите!

Ну и дела, поежился Лемех. Какие-то научные разборки начались. Может, хватит об этом? Не лучше ли вернуться к общей теории относительности? К ОТО, проще говоря. Похоже, ваши проблемы начались на данном уровне программирования Би эМ.

– Не будем больше о Герце, – Пуанкаре примиряюще коснулся руки Элберта. – Расскажите лучше, как вы собираетесь использовать общий принцип относительности в вашей новой теории.