Где лучше?

Слушал, слушал Панфил, грустно, тяжело ему сделалось, сердце сдавило, горло точно кто обхватил ему… Выполз он кое-как из-под нар, встал на колени, заплакал, зарыдал… Ничего он не чувствует, ничего не слышит; стоит он, понуривши голову, а слезы, жгучие слезы, так и льются из глаз.

- Осподи! Осподи Иисусе Христе!! - вопит Панфил и ничего больше не может произнести от неудержимых слез. Сердце давит, голова отяжелела, глаза не могут глядеть в темноту.

- Кто это сопит? - крикнул кто-то вблизи Панфила.

Панфил вздрогнул, и рыдания его еще больше усилились. Он положил голову на пол и плакал пуще прежнего.

- Никак мальчонко плачет.

- Не трожь! Молитву творит.

- Господи, спаси и помилуй!

- Мальчонко! А мальчонко! Што воешь-то? Али поможешь горю?

- Вот ты, собака, николды крестом образины не перекрестишь.

- Сам хорош, сволочь! - говорили с разных сторон арестанты.

- И как вам, братцы, не стыдно! Али у вас совести ни на грош нету-ка? И из-за чего вы это крик-то подняли, бесстыжие люди, прости господи? - говорил кто-то далеко от Панфила.

- Молчи!

- Где у вас, у мерзавцев, бог-то? Еретики вы проклятые!

В каморе настала тишина. В это время Панфил уже не плакал, а усердно молился, прося бога и богородицу избавить его от великой напасти. Ему было теперь легче.

Раздался продолжительный звонок по коридору. Арестанты уже разговаривали. Разговоры вертелись около острожной жизни и воспоминаний прошлого, и все это приправлялось хохотом, остротами, руганью, со всех сторон, так что говорили почти все разом. Теперь уже Панфилу молитва не шла на ум. Он стоял около нар. Ему хотелось заговорить с тем, который молился, но тот лежал неподвижно.

- Дядюшка! - сказал он, дернув что-то попавшееся ему в руку.

- Ах ты, собака! Што ты теребишь, аспид!

- Пусти посидеть.

- Есть вас всяких. Пошел!!.

Панфил удивился: этот человек молился недавно - и вдруг теперь даже слова не хочет сказать как следует.

Осердился Панфил и крикнул:

- Съем, я у те место-то! Черт!

- Што чертыхаешься-то, щенок! Давно ли молился-то?

- А ты-то? Кто даве быком-то ревел?

Арестант замолчал и подвинул ноги. Панфил сел. Разговоры арестантов нисколько не интересовали его; он понимал, что они все врут, бахвалятся. Ему хотелось бы приказать им, чтобы не кричали так… Ему потом завидно стало, что они так речисты, скоро находят остроты, и он думал: "Куды нашим мастеровым против них! Сто слов на одно слово скажут, закидают словами. И бабы наши в подметку им не годятся, нужды нет, что речисты и куды как горласты…" Наконец ему надоело слушать, голод мучит, хочется пить.

- Ах, убегчи бы! - шепчет он и сжимает кулаки.

- Чего? - спрашивает его арестант, лежащий около него на наре.

- Убечь!

- Хо-хо! Молод, брат!

- А ты бегал?

- Известно… дело привычное. На шафоте пробовал, опять буду пробовать - и опять утеку в леса.

- Ты из лесу?

- Ну да.

На этом разговор и покончился.

Загремел замок. Отворили дверь. Пар хлынул в камору и скоро наполнил ее до того, что огонь на свечке мелькал тускло.

- На ноги! - крикнул унтер-офицер.

Арестанты заговорили. Послышались шлепки; унтер бил по щекам арестантов обеими ладонями.

- Руки отобьет! - кричат арестанты и хохочут.

- Равняйсь!!. - кричит унтер.

Арестанты ругаются, половина из них равняется, то есть подходит на середину каморы и становится перед унтером.

- А вы? а вы? я вас! Розог! - кричит унтер на остальных.

Два человека нейдут с мест. Унтер записывает их и начинает перекличку. Все.

За унтером запирается дверь; опять гремит замок. Арестанты ругаются.

- Уступи ты мне местечко, - просит Панфил того арестанта, который утром молился.

- Што дашь?

- Да што дать-то?

- Ну, и убирайся.

Идет Панфил к другим, его гонят прочь. Некуда ему приютиться… Светает.

Опять гремит замок. Входят двое солдат с ружьями, унтер и еще двое солдат без ружей, палач в красной ситцевой рубашке и плисовых шароварах и смотритель. Арестанты встают на ноги.

- Которые?!. - кричит унтеру смотритель.

Унтер вызывает двух арестантов.

- Раздеть!

- Ваше благородие… Я… ноги отекли.

- Ра-а-з-деть!!. Я вам покажу! Эй ты, мальчишко! мальчишко?!. - крикнул вдруг смотритель на Панфила, который, сидя на нарах, смотрел с разинутым ртом на смотрителя, которого он видел еще в первый раз, так как он являлся в каморы только в экстренных случаях.

Все оглянулись на Панфила.

- Взять! - кричит смотритель.

Один из солдат подошел к Панфилу и потащил его к смотрителю; Панфил стал барахтаться.

- В секретную! - кричал смотритель. - Ты что? шельма! разбойник! - кричал смотритель.

- Розог! - крикнул вдруг неистово смотритель.

Явилось четыре солдата с охапками розог. Началась секуция. Наказывали двоих арестантов и Панфила. Смотритель был недоволен тем, что их наказывали концами розог, он то и дело кричал:

- Комлем! Крепче! Я вам!

Кое-как Панфил встал с полу. Он не понимал, за что его наказали.

Арестанты хохочут.

- Молодец, мальчонко… стерпел! Вынесет и плети…