Где место России в истории?

Не в том, значит, чтобы обеспечить благополучие своего народа на этом и на том свете состояла задача православного царя, а в том, чтобы защитить от еретиков и нестяжателей церковь Другими словами, ее земные (в обоих смыслах этого слова) богатства. Ничему ведь больше, кроме этих богатств, не угрожали нестяжатели, такие же православные люди, как и церковники, и вообще «странный либерализм» великого князя . От чего же еще требовалось защищать церковь? Разве что от свободной религиозной совести?

Известно, между тем, что сам лидер иосифлян преподобный Иосиф (везет же России на Иосифов), игумен Волокололамского монастыря, вполне открыто учил, что православный царь уклоняющийся от своей «главной задачи» (мы уже знаем, в чем она состоит), и не царь вовсе, а «неправедный властитель, слуга диавола и тиран», по каковой причине подданные свободны от послушания ему. Тот же, заметьте, прием -- угроза отлучения от церкви – которым пользовались римские папы против непокорных императоров. Больше того, содержался этот призыв к восстанию против царя, объявленного тираном, вовсе не в самиздате, тайно передававшимся из рук в руки, но в широко известном сочинении преподобного Иосифа «Просветитель» (полное название «Просветитель или обличение ереси жидовствующих»). И читатели прекрасно понимали, кто имелся в нем в виду под «тираном».

Здесь перед нами ответ сразу на несколько вопросов, касающихся «странного либерализма Москвы» Ивана III. Во-первых, мы теперь знаем, на какой идейной основе складывалась в России та церковно-помещичья коалиция, которая сделала возможной опричнину Грозного. Во-вторых, отчетливо видим мы, на какой риск шел великий князь, поддерживая нестяжателей и покушаясь на церковные земли. В-третьих, имея в виду, что ни один волос не упал с головы мятежного монаха, не оставляет все это сомнений в главном, чем Иван III отличался от своего кровожадного внука. В том, что инакомыслящих при нем не убивали. И Иосиф Волоцкий хорошо это знал.

Совсем другая история, другая, если хотите, страна началась при Грозном. Нет, уподобляться северным соседям и отнимать у церковников имения он, в отличие от деда, не собирался (хотя и шантажировал их не раз). Но и возражений их, тоже в отличие от деда, не терпел. И за них убивал. И то, что должно было в такой ситуации случится, случилось.

Смиренный митрополит Филипп, доведенный до крайнего предела, дальше которого терпеть нельзя было, осмелился высказать царю Ивану «печалование» о русской земле. И когда тот подошел к нему в Успенском соборе в шутовском опричном платье, бросил ему в лицо горькие слова «Не узнаю царя в такой одежде, не узнаю его и в делах царства. Мы здесь приносим бескровную жертву, а за алтарем льется кровь неповинная». Царь приказал низложить его. А потом приказал церковникам судить их собственного главу – всем Священным Собором. И осудил Филиппа Собор. Единогласно. Времена Иосифа Волоцкого (и Ивана III) миновали. И, чтобы ни у кого не осталось в этом сомнений, приказал царь митрополита задушить.

Для скептиков, которые все еще думают, как неоевразийцы, что разгорелся весь сыр-бор (опричный террор, истребление крестьянской собственности, разгром боярской Думы) просто из-за патологии в характере Ивана Грозного, а все прочее, как говорил Пастернак, литература, для них приведу в следующей главе дололнительные свидетельства. Здесь лишь одна пикантная деталь.

Мы уже знаем, что у ранних евразийцев были – и есть -- сильные попутчики на Западе (целый историографический консенсус). Новость в том, что сравнительно недавно появилась знаменитая попутчица и у их современных наследников неоевразийцев. Я имею в виду новую биографию царя, которая так и называется «Иван Грозный» и принадлежит перу Изабел де Мадариага. Расхвалена была до небес. Вот образец из London Evening Standard : «Эта блестящая книга представляет великолепное достижение высокой (magisterial) науки... превосходная характеристика дегенаративного монстра, который был в то же время и трагической жертвой собственной власти» Психологическая драма, короче, «шекспировских пропорций».

Предпоследним в русской историографии, кто изобразил царя Ивана в духе психологической драмы был Н.М. Карамзин. Это он рассказывал читателям, как «по какому-то адскому вдохновению возлюбил Иоанн IV кровь, лил оную без вины и сек головы людей славнейших добродетелями». И о том рассказывал, что «характер Иоанна, героя добродетели в юности и неистового кровопийцы в летах мужества и старости – для ума загадка». Последним, кто изобразил его в качестве трагического героя был К. Д. Кавелин. Лет 150 назад.