Где начинается радуга? Часть 3 (СИ)

— Ксюх, не зли, — прорычал он, злобно взглянув на меня, но через секунду не удержался и улыбнулся. — Хотя ты права. Он чертов идеальный парень, брат и тому подобное. И так случилось, что именно его сестра залатала во мне мои дыры. Это даже забавно….

Матвей растер лицо и допил остатки из бокала, жестом приказав повторить.

— Ты отступишься от нее из-за Глеба?

Уточнила я, но при этом подумала о том, что для такого человека, как Матвея Маркова, это даже еще больший вызов, которые он любил. Для него вся его жизнь — это один большой вызов.

А слабо тебе жить? А слабо тебе исполнить мечту? А слабо завоевать ту девушку?

Чем сложнее задание, тем интереснее жить. Хотя даже он от такого уставал. Иногда людям требовался покой, чтобы отдохнуть и набраться сил.

— От Милы? — удивился Матвей и растянул губы в залихватской улыбке. — С чего это вдруг. Он ее брат, а не муж. Меня даже муж вряд ли остановил бы. А тут всего лишь брат. К тому же Глебу нужно заняться своими дырами, а не моими или сестры.

Друг с намеком уставился на меня, резко дернув бровями несколько раз, словно обязанность отвлекать от них внимание Глеба торжественно возлагается на меня. Я неловко отвела взгляд и схватила бокал, но так и не отпив, поставила обратно на стойку.

Я не смела вновь влезать в жизнь Глеба. Просто потому что не имела на это никаких прав спустя тринадцать лет разлуки.

Матвей словно услышал мои безмолвные терзания и устало вздохнул.

— Раньше я думал, что у Глеба нет слабости, — вдруг начал он хмыкнув. — Что он идеальный во всем. Из-за него моя теория об отношениях с треском ломалась. Я всегда думал, что каждый человек в своей душе имеет дыры, ну, или, можно сказать, слабости. Слабый характер, сила духа, тело, безграничная доброта, жестокость или еще что-то. И, чтобы из-за этой дыры из человека не вытекала жизненная сила, ему нужен другой. Тот, кто поможет залатать в тебе эту слабость, а ты в свою очередь чинишь его дыру. Я эгоист, циник, да и просто козел. Я всегда знал это и не понимал у кого хватить смелости приблизиться к моим дырам. В какой-то момент даже думал, что я никогда не встречу ту, что залатает меня. Но вот встретилась она.

Друг мечтательно улыбнулся и повел плечами, разминая их.

— Мила чинит тебя? — понимающе прошептала я.

— Мила не просто чинит. Обычно люди ломаются из-за моих игр, а она поддержала их. Более того посмела изменить правила и занять место ведущего. И это вдохновляет меня.

Он, не глядя, протянул бокал в мою сторону, а я в ответ чокнулась своим. Мы одновременно улыбнулись и выпили, со стуком ставя опустевшие стекляшки на стойку.

— Но со мной же ты дружишь без игр, — заметила я спустя время.

— Неа, — возразил Матвей и всем корпусом повернулся ко мне. — Ты отказалась играть со мной в игры. Не поддержала их и не изменила, как пытались другие. Просто безоговорочно отказалась, — возмущенно пробурчал он, а затем тихо добавил. — С тобой мне комфортно, поэтому я и дружу с тобой.

Хмыкнула, разглядывая полки бара с бутылками различного алкоголя, и задумалась о теории Матвея. О слабости и о дырах в душах людей. Это как плюс и минус, электрон и протон, контакт и неконтакт. Они все неизменно притягивались друг другу, потому что разные и одинаковые одновременно.

— Так ты нашел слабость Глеба, — вдруг спросила я.

Раньше я как-то не задумывалась, что он может быть слабым. Мне он казался абсолютно идеальным. Но ведь была причина по которой я ушла?

Он глянул на меня, нахмурив брови, словно уж я то давно должна была понять. Но я не понимала. Или все же понимала, но не признавала.

— Самоотверженность очень красивое качество, — проговорил Матвей. — Оно красивое, но опасное. Человеку постоянно приходится разрушать самого себя ради другого. Он безрассудно отдает частичку себя и ничего не требует взамен. Но надолго ли хватит человека? И кто рядом с ним? Представляешь как это опасно, если рядом с самоотверженным человеком тот, который умеет только потреблять. Думаю…. Это словно есть каждый день яд, который накапливается и медленно травит. Мучительная смерть замедленного действия.

— Он и мне всего себя отдавал, — согласилась я, вспоминая прошлое.

— Но ты и вернула все, что забрала, — заметил Матвей. — Не кори себя за ошибки прошлого. Мы все живем с закрытыми глазами и из-за этого натыкаемся на углы. Мы прячемся в темноте, чтобы окружить себя иллюзией идеального мира. Но стоит открыть глаза, и тогда ты перестанешь натыкаться, но за это придется платить. — Друг посмотрел на меня, приподняв бокал, словно приготовил текст тоста. — Придется увидеть мир такой, какой он есть: изломанный, несовершенный, но настоящий.

— За настоящий мир, — поддержала его я.

За первым бокалом, последовал второй, а затем и третий. После мы перебрались за столик в глубине зала бара. Там мы немного перекусили, а выпили еще больше. И хоть мы пили почти наравне, сильнее развезло почему-то Матвея. Я же чувствовала легкую опьянённость, хотя раньше не замечала за собой огнеупорную стойкость перед алкоголем.