Где не было тыла (Документальная повесть)

Каков он человек, этот Маслов, я узнал лишь недавно. Попал в плен, когда занимал должность комиссара эвакогоспиталя. Я прибыл на фронт, имея то же воинское звание — старшего батальонного комиссара, что и он. Мы скоро нашли общий язык. Маслов не проявлял активности в подготовке к побегам, сторонился патриотической работы. Он, конечно, догадывался о моем участии в этом опасном занятии. «Значит, по состоянию здоровья не может нам помочь», — думали мы.

Однажды я предложил ему выступить с беседой. Маслов посмотрел на меня и выдавил, будто не понимая, о чем речь:

— Зачем? Я жить хочу! Да и что могут сделать ваши политбеседы!..

Через несколько дней я снова обратился к нему с тем же предложением и получил почти такой же ответ.

В барак вошел Шамов. Поздоровавшись, промолвил:

— Воронцов с товарищем бежали.

— Когда? — спросил я. — Странно, никакого шума, неужели охрана еще не обнаружила проход?

— Ушли ночью. Попович и сигуранца уже осматривают проволоку. Установили, из какого барака ушли люди.

О том, что полковник Н. М. Воронцов с товарищем собирался бежать, знала не только «семерка». Ему было уже под пятьдесят, маленького роста, с черными усами, лицо светлое, приветливое. На последней встрече со мной он похвастался своей приведенной в «порядок» шинелью и еще сносными сапогами.

— Сгодятся в походе, — уверенно заявил он, — и табачок, и иголка с ниткой…

— А как поход, выдержите? — спросил я.

— Дай только вырваться, а там силы найдутся.

…Через час после ухода Шамова на плацу появился комендант лагеря, дежурный офицер и два сантинела. Они шли прямо в помещение, где жил Воронцов. В нашем бараке горячо обсуждалось ночное происшествие, кто–то сообщил, что Попович арестовал двух соседей Воронцова по нарам и старшего по бараку за «содействие» беглецам.

От соседнего барака комендант направился к нам. Хазанович, стоявший у окна, подал команду встать.

— Буна зиуа[14], домнуле колонел, — приветствовал комендант Хазановича. — И через переводчика начал выговаривать: — Нет дисциплины, плохо работают старшие бараков, не предупреждают побегов… Русские пленные не признают моих приказов о круговой ответственности за нарушение режима. Вы тоже, старший по лагерю, потворствуете этому!

— А я лично не присягал вам на верность и не брал на себя ответственность за побеги из лагеря, — четко отшил Хазанович.

Комендант, выслушав перевод, закричал:

—. Как это не берете на себя ответственность? Вы кадрируете распоряжение администрации?

— Ваше дело охранять, а наше дело бежать, — резко ответил полковник.

Казалось, Поповича хватил паралич. Он онемел, уставив большие черные глаза на старшего лагеря.

— Следуйте за мной, — выкрикнул он и быстро направился к выходу.

В бараке поднялся гвалт. Плац опустел. Пленные, встревоженные арестом старшего лагеря, разошлись по баракам. Не прошло и двадцати минут, как со стороны административного двора затрещала пулеметная стрельба, I подошел к окну. На плацу от пуль взрывались га«М*ые султанчики, затем стрельба перешла на бараки.

Кто–то крикнул:

— Ложись! — Все бросились на пол. Затрещали пулеметы и с полевой стороны лагеря.

Шевченко, присев на нижние нары, заметил:

— Попович вошел в раж коменданта — объявил войну заключенным. Вот это и есть для него фронт…

В этот момент ко мне подбежал Маслов и, заглядывая в глаза, затараторил:

— Что, что, любуешься? Твоя работа… Заварил кашу? А люди будут за тебя расхлебывать?

Я посмотрел на этого запуганного человека, на его «шпалы» в петлицах и не сдержался:

— Кашу заварил комендант от своего бессилия и самодурства. А вот нашу «кашу», Маслов, вы еще не пробовали…

— Ты меня, Маслов, удивляешь, — заговорил Шевченко, Повернувшись в мою сторону, он продолжал: — вы оба как будто росли на одном дереве, а вот плоды получились разные…

Стрельба продолжалась минут пятнадцать. Где–то за бараком послышалось:

— Помогите! Есть убитые!

Но в это время от комендатуры уже бежали сантинелы с носилками. Оказался убитым, тбилисец капитан Григорий Гянджумчев, а раненым — капитан из Гори Александр Сегмалов.

П. Я. Собецкий

Г. А. Кухалейшвмли

Арест группы офицеров и обстрел лагеря явились для военнопленных чрезвычайным событием. Не было никакой гарантии, что не вспыхнет стихийное, опасное для сотен людей восстание. Комитет собрался, чтобы оценить обстановку и принять меры против разнуздавшегося Поповича.

Вскоре перед строем военнопленных появился комендант со своей свитой. Начальник сигуранцы Григореску начал читать приказ:

— Коршунов, выходи, Собецкий… — и пошло.

Через несколько минут в центре плаца под конвоем сантинел стояли сорок пять арестованных. Под охраной они были направлены на комендантский двор и заперты в изолятор. Из «семерки» арестованным оказался лишь я.

В штабе комендатуры царила нервозная обстановка.

Вокруг лагеря было усилено наблюдение, выставлены пулеметы, появился дополнительный патруль.