Где не светят звезды

Дворцовую площадь, расположенную на крыше, Дафна узнала сразу: во всей Нараке только здесь можно найти зеленый парк с фигурными кустарниками и цветами, не уступающими по своей красоте даитьянским.

Теперь нижние ступеньки, у которых они с Лиром стояли секунду назад, выглядели игрушечными внизу.

«И зачем там стража? — задумалась Даф. — Ступенек наверно не меньше нескольких сотен, вряд ли кто-то, кроме самого создателя, прошел их все хоть раз. Куда проще телепортировать…»

Город остался внизу. И шум, и суета. В мыслях вдруг стало так спокойно при виде безграничного неба на горизонте, что захотелось просто закрыть глаза и дышать, дышать, дышать. Дафне всегда нравилось небо, а еще больше ей нравилась высота: здесь никого, кроме свистящего ветра, ничего, кроме свободы. Остановись, раскинь руки и представь себя птицей, парящей над землей, представь стихией, способной на все, представь…

— Значит, амбассадор, Даф? — разрушил идиллию Лир.

Сердце екнуло, и парящая в душе Дафны птица камнем рухнула вниз, когда вопрос разнесся разочарованным эхом по саду. Даф нехотя обернулась, Лир стоял в нескольких шагах от нее. Встретив ее взгляд, он не шелохнулся, не моргнул, а в его глазах не появилось ни обиды, ни возмущения, только печальное непонимание.

— Почему? — почти шепотом спросил он.

— Я… — «…не знаю», — хотела сказать она, но не сказала. Ведь это глупо, как можно не знать, почему ты пытаешься скрыть любовь к тому, кого любишь? Осудят? Засмеют? Плевать, ведь это же любовь. Плевать на мнение всего мира, если у тебя уже есть мир в лице любимого человека.

— Ты не хотела приходить на АмараВрати с заложником, ты хотела, чтобы все видели, что мы вместе. Так почему же я возвращаюсь с простым послом, Дафна?

Молчание.

— Думаешь, наследнику трона нужен посол? Думаешь, мне вообще нужна эта проклятая страна? Она забрала у меня все, она сделала меня тем, кем я быть никогда не хотел. Тем, кого презирал! — Лир застыл, словно внезапно догадался о самом ужасном. — Ты меня презираешь?

— Нет.

— Тогда почему!

Дафна сглотнула.

— Формально ведь я и правда посол, Лир.

— К черту формальности, когда ты им следовала? Формально даитьянка не может влюбиться в кровожадного фомора, так ты рассуждаешь? Формально сын не лучше своего отца-убийцы? — Хэллхейт смотрел на Дафну с такой жесткостью, таким холодом во взгляде, что к ее горлу подкатил горький ком слез. Будто он больше и не верил, что она его любит. Как он может не верить?

Дафна мысленно сжалась, боясь лишним движением сделать лишь хуже.

— Формально я не Мунвард, в которого ты когда-то влюбилась. — Сказав это, он отвернулся.

Его слова прозвучали так, точно были последней точной, истиной, не требовавшей других доказательств. Ком в горле у Дафны разросся, и в глотку словно вонзились шипы, перехватившие враз дыхание. Она понимала, почему Лир говорит все это: именно так рассуждали всегда даитьяне.

«Фоморы — варвары, для которых сила важнее здравого рассудка, — скажет любой в Сутале, кого ни спроси. — Фоморы глупы и алчны, они живут в своих каменных норах и точат клинки, потому что на большее не способны».

Так говорили Дафне с детства, и она в это верила. В это верил и Мунвард.

Проглотив слезы, Даф отчаянно пробежала глазами по парку, ища ответ, которого, знала, там нет. И вокруг никого, помимо садовника, суетящегося у клумбы и даже не заметившего гостей. За Лиром на противоположной стороне площади стоял дворец, над которым, как пламя из чистейшего мрака, развивался черный флаг.

Точно как это пламя, все горело у Даф внутри от беспомощности понять свои чувства. Странные, двоякие. Перед ней тот же даитьянин, которого она любит, только… не совсем. Когда она думала об этом, все казалось понятно: Лир — это Тер, и он нужен Дафне, неважно, какое у него лицо. Но когда Лир действительно был рядом, что-то в сердце предательски тяжелело.

«Неужели я до сих пор вижу в нем Крейна?»

И эта старая жажда мести, как незаживающая рана, как базовый инстинкт, не дает Дафне покоя? Отравляет любовь к Мунварду ненавистью к Хэллхейту?

— Я подумала… Подумала, так будет проще, — порыв ветра пронесся мимо, унося ее ложь с собой.

Не оборачиваясь, Лир сдавленно рассмеялся.

— Кому проще, Даф? Народу, который ненавидит, когда ему врут? Мне, осознавать, что моя жена стыдится, что стала ею? Или ей, — он наконец посмотрел на нее. Лучше бы не смотрел. Его взгляд пылал, только вот от гнева или обиды? — Потому что она сомневается, что связала свою судьбу с правильным человеком?

— Лир!

— Если ты не веришь своим чувствам, как я могу!

Даф прикусила губу и почувствовала медный вкус крови во рту.

— Я не сомневаюсь, — силясь звучать спокойно, простонала она. — Я люблю тебя.

— Любишь! — он выплюнул слово, будто оскорбление. — Кого же ты любишь? Хэллхейта или Мунварда?

— Это один человек.

— Нет. Их двое, у них два лица, два прошлых. Только вот будущее у них одно, одна душа. Так какую же часть моей души ты предпочитаешь, Аурион?