Где нет княжон невинных

— Мне хорошо с тобой. — Он, не поднимаясь, придвинулся к ней, опустился напротив гневно сжатых коленей. — Сколько раз можно повторять?

— Вообще не нужно. — Голос и взгляд не были злыми. Скорее пришибленными. — О некоторых вещах просто не следует говорить. Некоторые вещи просто видны. Особо большого опыта у меня в таких вопросах нет, наверняка не как у чародея, который по всему свету сладкий мед попивает. Но знаю, как можно понять, что парню было хорошо с бабой.

Он протянул руку, попытался отодвинуть ее левое колено, поврежденное при катастрофе веретена. Она не позволила.

Мягко, но решительно накрыла его ладонь своей. Немногим меньшей. Исцарапанной. Ладонью, прикосновения которой он жаждал и прикосновение которой сейчас причиняло боль.

— Ленда…

— Успокойся, — тихо проговорила она, отводя глаза. — Это понемногу становится грустным. Ты не Претокар, я не Ледошка. Лет нам — по самым скромным подсчетам — в два раза больше, да и жить нам довелось не в диком ранневековье. Знаешь, как сегодня нормальный, современный человек оценивает такую ситуацию? Взрослую бабу, которая голышом с голым мужиком в мойне просиживает и ничего, кроме пота, из него не выжмет?

Ленда отвернулась. Он отнял руку. Глядел на ее чуть длинноватый нос и на выпяченную больше, чем обычно, нижнюю губу. Казалось, Ленда с презрением смотрит на весь свет, хотя в действительности просто старается не дрожать. У него мелькнула мысль, что именно такие профили должно чеканить на монетах. Нет, она не была Ледошкой и не была княжной. А в ее парике, как во всем, что отдает бордельным промыслом, было что-то дешевое, но если б у него был свой монетный двор…

Ха, легко сказать. Мужчина, даже вполне зрелый, запросто делает девушке такие комплименты. Даже после посещения мойни.

— Когда я была молодой, — проговорила она спустя немного, — то прямо-таки аж зубами скрежетала, вспоминая, как тот паршивец несчастную Ледошку обидел. Но сегодня Петунка открыла мне глаза. Ну что мог королевич сделать? Не делать ничего? Так он бы себя только осрамил, а ее, возможно, опозорил.

— Опозорил? То есть… тем, что ничего не делал?

— Не забывай, она была княжной. Не какой-то там задрипанной девахой. А княжон оценивают по-иному. И… и она была прогрессивной. Свободной — по крайней мере для своего времени. Ты слышал: потребовала портрета. Золотистых локонов. Я думаю, что если такая девица в мойню с Претокаром полезла, то не просто ради того, ради чего обычно в мойню ходят. Во всяком случае, так это мог воспринять королевич. Ну и какой же у него был выход? Не обращать внимания на нагую девушку, сидящую рядом. Ха, сидящую… Как там говорилось… В той рифмовке…

— «На бедре твоем таяла я, как дым…» — Ленда повернулась к нему. Слишком быстро, слишком изумленно. Он подумал, что надо было сделать это с улыбкой, возможно, даже насмешливой, без всякой трубадурской мишуры. Но он уже почти принял решение, и не имело значения, что он может выглядеть тайным романтиком, виршеплетом. По сравнению с тем, другим… Поэтому он докончил так, как начал. Как услышал и как запомнил. Задумчиво, грустно и видя перед глазами сумрак мойни: — «Грудь к груди, вся в твоей власти».

Ленда удивленно посматривала на него.

— Ты знаешь?.. — Она не договорила. — Ах да… конечно. В вашей профессии тренированная память — основа основ.

— Прекрасные стихи, вот я и запомнил.

— Стихи хорошие, — спокойно согласилась она. — Но автор, если верить художникам, была не более чем недурна. Стройная, верно, но в лице ничего необыкновенного. Нос слишком велик, губы какие-то такие… Ну, откуда мне знать… Ну, что-то нагловатое в них было. И брюнетка вдобавок, а известно: мужчины предпочитают блондинок. В общем, поставь себя на место ее соседа по моечной скамье. Представь себе, что ты хорошо воспитанный кавалер, а напротив сидит девушка, запросто выезжающая в дикие горы, какие-то чудеса с волосами вытворяет, вдобавок ко всему — совершенно голая. И при этом она неожиданно прижимается к тебе всем телом… Что ты сделаешь в таких обстоятельствах? Я думаю, что, принимая во внимание сучки в доске, на которой вы сидите, ты нанесешь девице величайшее оскорбление. Хочешь не хочешь, но вынужден будешь… То есть, — быстро добавила она, — я, конечно, теоретически рассуждаю.

— Знаю. Ты говоришь, как это смотрится с точки зрения Претокара…

— Вот именно. Так вот представь себе: не очень красива, немного взбалмошна, трон если унаследует, то лишь в том случае, ежели родственников какое-то несчастье постигнет. По сравнению с твоим положением и состоянием — почти простолюдинка и побирушка. Само собой, такую нельзя… — Она смущенно улыбнулась, — не одарить жезлом. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Ледошка в башню угодила. — Теперь Ленда говорила другим тоном, одновременно покрываясь румянцем. И опять не глядела ему в глаза. — Тут не о чем говорить, это было трагедией для нее и, вероятно, для всех, кто в эту грустную историю вляпался. Но хоть она заработала ревматизм в стенах Девичьей, все же незаконного сыночка-то родила.