Где ночует зимний ветер

«…Гвардии капитан Аникушкин Петр Иванович за бой в селе Яблоневка представлен к ордену Отечественной войны первой степени. Орден он не получил, так как был ранен в этом памятном бою… Наградные листы мы разыскали. В военкомате Вам должны вручить орден. Храните его в семье.

Будьте достойны памяти своего отца. Гвардии капитан любил Родину. Если соберетесь на Урал, двери всех наших домов открыты для Вас.

Ветераны Добровольческого корпуса».

Я прижала разгоряченную голову к брезенту. Смахнула рукой слезы. «Сладкоежка спрашивала, в кого я такая храбрая, — подумала я. — В отца, гвардии капитана. У меня такой же нос, такие же глаза, на подбородке такая же ямочка. Дорогие ветераны, я не подведу вас. Потребуется — пойду защищать Родину. Степанида Ивановна… Дядя Степа в семнадцать лет ушла на фронт добровольцем. И мне семнадцать лет. Родина у нас одна!».

Последние дни я все время думала о папе. «Анфиса Петровна, Вы можете гордиться своим отцом. Он был храбрым воином. Подвиг его записан в истории корпуса». Вспоминала несколько раз солдата, с которым познакомилась ночью на вокзале… По-другому представила себе летчика Виктора Горегляда и его опасную, но важную работу… Может быть, папа знал Александра Савельевича… Он настоящий герой! Ветеран войны.

Однажды я проснулась ночью. Солнце стояло в зените, нагревая скалы, камни, воду в озерах, ручьях, растапливая снег и льды.

Мне не спалось. Я обошла сонный лагерь, вылинявшие, изодранные палатки. Комары повисли надо мной столбом черного дыма и страшно гудели и жалили. Я убежала к реке, надеясь, что в узком ущелье между Братишками ветер сильнее и собьет комаров, но этого не случилось.

Среди травы увидела рубчатые следы вездехода. Он прошел здесь, расстелив две лесенки. Путь лежал к саурейскому лагерю. Перед огромными надолбами вездеходчик сворачивал в сторону.

Я внимательно приглядывалась к траве, пока не убедилась, что это следы старые, не от Мишкиного вездехода. Несколько лет тому назад здесь проходил вездеход с геологами. Земля сохраняла память о прошедшем вездеходе и людях.

Невольно вспомнились рассказы папы о Курской дуге. Как взволнованно говорил он тогда об истерзанной танками земле… После войны он ездил один раз на место боев, чтобы посетить могилы своих товарищей.

«Анфиса, у земли особая память. Воронки авиационных бомб и снарядов, как язвы, разбросаны по полям. В них не растет даже трава… Но земля помнит добро… Спелые колосья шумят по ветру, где прошел трактор».

Кончим мы работать на Хауте, а следы нашего вездехода останутся на долгие годы такими же лесенками, по ним пойдут новые отряды геологов, молодых ребят… Они не будут знать, что впереди нас шагал ветеран войны Александр Савельевич Карабутенко, шагал на протезе, сбивая головки цветов, обсеивая землю семенами. «Подвиг не умирает, а продолжается!»

За палатками лагеря меня остановил Мишка Маковеев. Он смотрел на меня глазами, полными радостного удивления.

— Аникушкина, послушай, какое стихотворение я достал! Сергей записал по памяти. Пятый раз читаю подряд. Выучил наизусть. Музыка! — Он закинул голову. Читал негромко. Но скоро его голос набрал полную силу, и он старательно выговаривал каждое слово, словно пробовал его на вкус.

Знаю я сладких четыре отрады.
Первая — радость в сознании жить…

Я не видела, что Мишка дурашливо растрепал волосы и зажмурил глаза, старательно подражая какому-то известному артисту. Забыла, что хотела посмеяться над его чудачеством, с жадностью ловила каждое слово и мысленно торопила чтеца: «Читай, читай!».

— Все! — Мишка сказал со вздохом.

А мне все еще слышался простуженный голос вездеходчика. Про себя повторяла слова, строчки и старательно их запоминала.

Третий восторг — то восторг быть любимым,
Ведать бессменно, что ты не один.

— Здорово, ну скажи? Молчишь, Аникушкина? Музыка, а не стихотворение! Завидно? Сам удивляюсь, почему не читал? Глотал все книги про шпионов без пользы. Стихи разволновали. Слова простые, а как сложены, как кирпичики, — одно к одному. Молодец Сергей!

— Думаешь, его стихотворение?

— Нет, Брюсова. «Отрады».

— «Отрады», — задумчиво протянула я, чувствуя, что надо побыть одной с охватившей меня радостью.

«Отрады»… Несколько раз вспоминала звучные строчки, открывая для себя новые, заветные слова. Волновалась и не могла понять свое состояние.