Где ночуют боги

Потом Сократ хотел вынуть из головы зубробизона обрубок шашки, но не смог, и Антон тоже пробовал это сделать, и у него тоже не получилось.

– От души, – так определил Сократ тип удара, которым Антон поразил зверя.

Только вечером, на торжественном ужине с чачей и опятами, выяснилась полная цена победы для героя. У Антона была сломана правая нога – он перестал мочь наступать на пятку. Правая рука, которой Антон ударил «от души», была вывихнута в запястье, два пальца на правой кисти были сломаны. Потом Антону стало больно вдыхать – были сломаны ребра. Весь бок был отбит – правый, которым он ударился вместе с зубробизоном о воду и камни. Антон бы погиб, но основной удар на себя приняла туша зубробизона, ставшая для героя чем-то вроде подушки. К ночи все тело Антона болело: ныла, кажется, каждая мышца и каждая кость. От чачи боль проходила, и становилось снова на какое-то время хорошо жить, но ненадолго. Антон не мог спать всю ночь от боли, хотел стонать, но стеснялся Ибрагима и Сократа, которые ночевали с ним рядом, под навесом, у груши.

Но худшее последствие падения Антона в холодную Псоу выяснилось только на следующий день, когда Антон показался доктору. Сократ спускался с Антоном вниз – не только чтобы показать Антона врачу, но и еще с одной целью. Он обзвонил и вызвал на место битвы всех пацанов с дзюдо, включая тренера. Всем им Сократ продемонстрировал зубробизона, который так и лежал в реке. Все были впечатлены. Потом мальчик заставил всех по очереди сплавать к нему и попробовать вытащить обрубок шашки из черепа зубробизона. Все пацаны пробовали, но не смогли. Потом стал пробовать тренер – могучий армянин с ушами, похожими на вареники. У него тоже сначала не получалось, но опозориться в глазах пацанов никак не мог, поэтому достал со дна круглый камень, постучал им по обрубку шашки, расшатал его и только потом двумя руками выдернул его с криком:

– Душу мотал!

Потом Сократ позвал пограничников. Они тоже были впечатлены. Они подогнали к берегу Псоу два военных «уазика» с лебедками и, зацепив тушу крюками, только через полчаса усилий и мата вытащили ее на берег. На фоне убитого зверя потом целый час все фотографировались – пацаны с дзюдо, тренер и пограничники с автоматами и голыми торсами. На всех фотографиях центральное место занимал, логично, Сократ с обрубком шашки в руке – центральнее было только место зубробизона.

Потом в дом Аэлиты и Сократа пришел врач. Первым делом он извинился, что про Сынка – человека, потерявшего память, – он не смог рассказать никому – было много больных и еще помогал брату с пристройкой к дому столовой для отдыхающих. За это Аэлита хотела врача осудить, но не стала, потому что тот, когда послушал дыхание Антона, сам укорил девушку, что его так поздно позвали, стал мрачными и сказал:

– Ногу сломал, руку сломал, ребра сломал. Но это ерунда вообще. Ребра я три раза ломал, я по молодости дерзкий был. А вот как он дышит… Не нравится мне. Градусник есть?

Градусника в доме Сократа и Аэлиты не было. Но и без градусника легко было понять, что у Антона была температура под сорок и держалась она уже долго. Немедленно была позвана Ларис – она всю жизнь была медсестрой. Между врачом и Ларис состоялся краткий консилиум на армянском языке. Ларис в ходе консилиума несколько раз закрывала рукой рот, чтобы не сказать диагноз, и Аэлита уже начала паниковать и спрашивала медсестру:

– Тетя Ларис, что? Что?

Но та не отвечала. Врач предложил везти Антона в больницу, но потом сам же сказал, что вряд ли получится, трасса внизу перекрыта – опять Путин приехал. По решению консилиума Антон был перемещен в «военный санаторий». Сделали это Ларис и врач, при этом оба надели марлевые маски, которые врач изготовил из бинтов. Аэлите тоже запретили приближаться к больному без маски.

Только в «военном санатории», когда уложили Антона под два одеяла – его бил озноб, – Аэлите сказала Ларис: у Антона была малярия.

Через три часа после помещения Антона в «военный санаторий» – теперь он играл роль изолятора – у Антона начался приступ. Озноб усилился, дважды Антона рвало опятами.

Врач, оставив наказ обильно поить Антона чаем с каштаном и липой, умчался вниз, чтобы узнать, можно ли проехать по трассе к больнице в Адлер. Врач очень торопился. Только много позже Ларис и Аэлита узнали, что он очень торопился, чтобы спасти Антона, поэтому сам перевернулся на своем «уазике» на крутом повороте перед самой трассой, сломал два ребра и попал в больницу с сотрясением мозга. Рассказать об Антоне всем, кому надо, он поэтому в тот день опять не смог.

К вечеру Антону стало еще хуже. Начались судороги в ногах, от которых Антон складывался вдвое, как перочинный нож, и кричал от боли. Температура не спадала, мозг поплыл. Антон разговаривал со своей бабушкой, покойной.

Приходили по очереди все соседи, но Ларис к «военному санаторию» никого близко не подпускала, она установила карантин, для предотвращения возможной эпидемии.

Аэлита сначала плакала, боялась, что Сынок умрет. А потом не пошла, а побежала – наверх, к Ибрагиму.