Где ночуют боги

– Что случилось с Зурабиком? – сказала Ларис. – Оф, не знаю. Мы его называли «Зурабик». Мы же его до войны уважали. Заболел человек. Я медсестрой работала сорок лет. Людей лечила. Как воспаление легких вылечить, знала. Как ангину вылечить, знала. Как желтуху вылечить, знала. А как вылечить, когда так заболел человек, я же не знала…

Зураб забрал себе сначала все подарки со свадьбы абхазов, соседей, – с той свадьбы, на которой два дня назад танцевал, смеялся и в воздух стрелял. Забрал холодильник, пылесос и утюг. Отнес к себе домой. Потом посидел, подумал. Вернулся опять к соседям-абхазам. И забрал себе дом соседей. Потому что у них был очень большой дом и он ему всегда нравился. Соседи, конечно, не хотели отдавать дом сначала. Тогда Зураб вытащил пистолет и сказал жениху, с той свадьбы, на которой смеялся и танцевал два дня назад:

– А ну, встань там, возле ореха.

Жених встал возле ореха. Он не знал, что хочет Зураб. Они всегда дружили. Жених был абхаз. Зурабик навел на него пистолет и два раза выстрелил. Жених упал. Зураб его убил на месте. Невеста стала кричать, плакать. Зураб сказал, что и ее застрелит, если она теперь не будет с ним жить как жена. Она плакала, но умирать не хотела, и стала с ним жить как жена: два дня прожила, а потом повесилась. Жениха сначала, а потом и невесту соседи закопали во дворе у Ларис, в их дворе Зураб закапывать не разрешил – это теперь был его двор, и он не разрешил. Ларис копала яму у себя под хурмой, чтобы похоронить их. А Зураб написал на доме соседей одно слово по-грузински: «МОЕ». Чтобы все знали, что это его дом. Многие грузины так делали, когда, как он, забирали дома у соседей. Чтобы не спорить друг с другом, стали писать на домах «мое», чтобы все знали – этот дом уже кто-то забрал. Милиционер Зураб оказался жадный, забрал потом еще два дома и на них тоже так написал. Чтобы точно никто не мог войти в его дома, Зураб заминировал их.

У Зураба был дед, грузин, ему было девяносто два года. Он спрашивал Зураба:

– Один дом у тебя был, свой, крыша есть, зачем тебе еще три дома, зачем так много? Зачем тебе четыре крыши?

А Зураб сказал:

– Это что, много? У людей в Голливуде по сто домов.

Потом Зураб где-то нашел форму полковника милиции. И стал ее носить.

– Молодой такой, – засмеялась Ларис, вспомнила, – такой полковником разве может быть. Но мы говорили «господин полковник Зураб». Оф, он сердился, не дай бог, если мы так не говорили.

Потом однажды Зураб в дом изнасилований пришел. Антон не понял, что это такое, когда Ларис так сказала. Тогда Ларис, сильно смущаясь, рассказала, что был во время войны такой дом. Раньше в этом здании был Дом культуры. Туда, когда грузины пришли, они таскали женщин – молодых, а потом и всех без разбора – и старушек, и девочек совсем – и там их насиловали.

– Не люди, а обезьяны, – так Ларис сказала про тех, кто этим занимался, – мы их так и называли.

Обезьян было примерно пятьдесят человек. Женщин после всего, что с ними делали, или убивали, или они сами умирали. Из дома изнасилований всю ночь слышны были крики, женщины кричали, девочки кричали, старушки. А потом было слышно, как убивают их. Дом изнасилований абхазы сожгли, когда грузины ушли. Теперь на его месте опять Дом культуры.

Однажды обезьяны пригласили Зураба. В тот день учительницу привели, с дочкой. Она учила самого Зураба в первом классе, в доме Зураба виньетка была школьная, там эта учительница была, и было написано: «Учительница первая моя». Дочке было шестнадцать лет. Учительницу обезьяны насиловали и дочку ее тоже, пятьдесят обезьян, и Зураб с ними, а потом он учительницу застрелил, потому что она сильно кричала; дочку насиловали, пока она не умерла. После этого Зураб домой пришел и спать лег, пьяный был.

Когда Зураб утром проснулся, возле него сидел его дед, старый грузин. Соседи рассказали ему, что ночью сделал Зураб с обезьянами. Дед в руках держал пистолет и смотрел на спящего внука. Когда Зураб проснулся, он спросил деда:

– Зачем пистолет мой взял? Я разве разрешил?

А дед взял и застрелил Зураба.

Грузины хотели отомстить за смерть полковника, деда хотели убить за измену Грузии, пришли к нему, а он уже сам умер.

– Так сильно жалко его было, – сказала Ларис, – Хотел до ста лет дожить, не получилось.

Потом Ларис рассказала Антону про другого соседа, его звали Абесалом Джоджуа. Когда началась война, он своим соседям сказал:

– Вы – пришельцы!

– Какие мы пришельцы, – удивились они. – Мы же твои соседи, Абесалом, что с тобой?

– Вы пришельцы, – сказал Абесалом. – А у пришельцев своего государства не может быть. Вы должны или уходить, или умереть.

Были и другие, были такие грузины, много таких было, которые не заболели. Они соседей – абхазов, и армян, и русских – защищали, не давали грузинам их убивать, а их самих убивать грузины не могли – они же тоже грузины.

– Оф, как много народу спасли эти люди, дай им бог здоровья и счастья за это, – сказала Ларис. – Если бы не хорошие соседи, в сто раз больше людей бы убили.