Где они все? (СИ)

Все эти проблемы с каждым годом нарастали как снежный ком, что раскатывал для старины Билли ровную дорогу, по которой тот, в обнимку с бутылкой, бодро шагал к циррозу печени и белой горячке.

Чип зашел в дом и остановился на пороге. Он ожидал, что отец начнет порку незамедлительно, но, судя по звукам, доносившимся из кухни, тот был занят поисками чистого стакана. По всей видимости, хвататься за ремень на трезвую голову он не собирался, и у Чипа было в распоряжении еще как минимум часа полтора до экзекуции.

— Иди сюда! — вдруг послышалось из кухни.

Обычно Чип мог различить даже самые тонкие ноки раздражения или недовольства в голосе отца, но в этот раз такого и не требовалось. От этого строгого и сочащегося желчью «Иди сюда!» колени Чипа тут же превратились в неконтролируемые комки ваты. Его окатило холодным и липким чувством вины, вот только он никак не мог взять в толк, что же он сделал не так на этот раз.

Билл порылся в шкафчике для посуды, и не найдя чистого стакана не придумал ничего лучше, чем достать из раковины грязную чашку. Даже не потрудившись ее сполоснуть, он налил немного бурбона на самое дно, задумался, а затем решительно наполнил чашку до краев.

Чип практически бесшумно зашел на кухню и по привычке уставился на заляпанные пригородной грязью сапоги отца. Дуглас-младший заметил это, тяжело вздохнул и залпом осушил половину чашки.

Надежды старины Билли на хорошее, стабильное будущее рушились, словно небоскреб, опоры которого были взорваны с хирургической точностью, и его сын был тем человеком, который зажег фитиль.

Пару минут на кухне не происходило абсолютно ничего, попади туда какой-то незнакомый с ситуацией наблюдатель, он бы подумал, что это вовсе не люди, а восковые фигуры, замершие в причудливой инсталляции.

Билл Дуглас-младший молча пялился на сына и никак не мог сообразить, что же ему сейчас нужно делать, ведь к такому повороту событий нельзя подготовится заранее. А Чип скромно ждал своего наказания, причину которого не решался спросить.

— Особенный уход, значит? — наконец выдавил из себя Билл, повторяя слова школьного психолога, — Будет тебе особенный уход. Я из тебя все это дерьмо высокоутичное просто выбью.

Он одним глотком проглотил остатки бурбона, затем перехватил чашку поудобней, и швырнул ее прямо в голову сыну. Чип краем глаза заметил только замах, но рефлекторно пригнулся. Снаряд пролетел в опасной близости к своей цели, черкнулся о коротко стриженные волосы мальчишки и, попав в стену, разлетелся вдребезги.

Похожие приступы ярости у Билла случались регулярно, особенно когда он позволял себе опрокинуть лишнюю стопку спиртного, и, как правило, Чип терпел свои «наказания» или «жизненные уроки», как называл их отец, до конца, ведь если будешь сопротивляться неизбежному, то сделаешь себе только хуже. Но на этот раз все было совсем иначе, его особенный дар сверкнул молнией где-то в правом виске, и парень сорвался с места.

Особенность Чипа всегда являлась сама и без приглашения. Неутолимым желанием чихнуть она селилась под его правой височной костью, а затем постепенно рассасывалась по всему черепу, забивая размеренный ход мыслей какой-то одной навязчивой идеей, или озарением, если угодно. На этот короткий миг он познавал нечто удивительно глубокое и сложное, он познавал истину в ее кристально чистом, не замутненном лишними словами и мыслями, виде, но спустя пару секунд наваждение рассеивалось, и он снова превращался в старшеклассника, чей коэффициент умственного развития колеблется на грани отсталости.

Увернувшись от запущенной отцом чашки, Чип опять почувствовал это странное озарение, но на этот раз совсем иначе, что-то кардинально изменилось. Обычно, легкий, как касание пера, ветерок, подсказывавший ему правильные ответы во время школьных контрольных, сейчас показался ему голосом самого Зевса, громом, взывавшим к нему с небес, и среди раскатов этого грома он отчетливо расслышал: «Беги, если хочешь жить!»

* * *

Не видя ничего вокруг, Чип выскочил из дому, перебежал через дорогу и одним прыжком перемахнул через соседский сетчатый забор. Мистер и миссис Вачовски — люди рабочие и в такое время дня обычно дома не бывают, зато Бутч, их пес, как всегда здесь и как всегда на стороже.

Черный, коренастый ротвейлер учуял Чипа еще когда тот был на противоположной стороне улицы, но он и предположить не мог, что мальчишке станет наглости (или смелости) заявится к нему во двор, пока хозяев нет дома. Первые пару секунд Бутч пребывал в замешательстве, он посчитал, что раз уж человек, зная о том, что эта территория для него под запретом, все равно пробрался сюда, да еще и весь пропитанный запахом страха, то он непременно задумал какую-то хитрость, как обычно это любят делать люди. Но животная природа и застоявшаяся кровь, требовавшая действия, взяли верх над осторожностью пса, и он с диким лаем выскочил из своей конуры.