Рана на его руке чесалась похуже любого комариного укуса и зуд этот постепенно пробирался наверх, к шее. Все звуки усилились, а каждый шорох отдавался нестерпимым грохотом в голове. В добавок ко всему прочему, Оливер дико потел. Одеяло и матрац промокли и перестали греть еще днем, заставляя Буна содрогаться от холода последние пару часов.
Тем временем, с телом, лежавшего на соседней койке, Джеральда Пирса происходили еще более неприятные метаморфозы. Полностью лишившись жировых тканей, он стал походить на каким-то чудом оживший скелет, кости которого держались на своих местах только благодаря полупрозрачной коже, обтягивавшей их. Его глаза впали глубоко в череп, и, казалось, утонули в глазницах. Лицо заострилось, вытянулось и своим выражением стало напоминать картину «Крик» Эдварда Мунка.
Внутренности чайного парня тоже менялись. Почки, печень, желудок, вся требуха, обычно наполняющая человеческую брюшину, превратилась в однородную, кашеобразную массу, из которой формировались новые, незнакомые науке органы.
Подобно гусенице, замурованной в коконе, связанный ремнями, Джеральд Пирс превращался во что-то новое, совершенно отличное от своего первоначального устройства, существо, сильное, быстрое, крепкое и готовое убивать.
Отвернувшись к стене, Оливер не замечал, как всего в полутора метрах за его спиной созревает идеальный хищник. В этот момент весь мир перестал представлять для него какой-либо интерес, его больше волновала собственная рука и то, что с ней творилось.
Маленькие желтоватые прыщики тонкими ниточками расползались от ранки, оставленной Пирсом ранее. Ведомые кровотоком, они струились вдоль кровеносных сосудов и складывались в узоры из колец и линий по всему телу. Ему казалось, что каждый из этих гнойничков имеет свой разум, что они все говорят с ним, нашептывают ему разные ужасные вещи, пытаясь сломить его и без того сломленный разум.
«Подчинись, перестань сопротивляться — тараторили они, перебивая друг друга, — будь покорным, и мы будем благосклонны».
Голоса давили Буна, наседали на него своей упорностью, подтачивали хрупкий фундамент его воли пока он, наконец, не рухнул, вместе с домом, который поддерживал, вместе с тем, что Оливер называл своим Я.
Проводя последний пересчет, Саймон думал вовсе не о работе. Заглядывая в палаты, он каждый раз надеялся увидеть там сдерживающего смех Бритни.
«Повелся? — сказал бы он, а затем добавил, — Да не переживай ты так, это просто глупая шутка.»
Но это лишь слабая попытка отрицать действительность и Саймон не собирался долго ей поддаваться, ведь он прекрасно знал, что холодное тело Бритни сейчас лежит на таком же холодном кафельном полу туалета, а все эти фантазии про неудачный розыгрыш — верный путь от санитара к пациенту.
— Мэй, ты в порядке? — спросил Дэнни, потому, что заметил потерянный взгляд Саймона.
— А? — вздрогнул тот. — Да, все нормально. Ты мне после обхода не поможешь? Там в туалете нужно кое-что убрать.
Саймон мало знал об этом парне, их смены никогда раньше не пересекались. Обычный, ничем не примечательный тип, мимо такого пройдешь на улице и даже лицо не запомнишь, а доверять Бритни какому-то незнакомцу он не очень хотел, но выбора особого не было. Сам он труп до морга не дотащит.
— Понял, — ответил Дэнни, затем подошел поближе и полушепотом уточнил: — Надеюсь ничего серьезного?
— Надейся, — мрачно улыбнулся Саймон.
— Да заткнетесь вы, наконец, или нет?! — пронесся по коридору истошный крик Буна. Санитары удивленно переглянулись, — Дайте мне наконец поспать! Я просто хочу немного поспать!
На последних словах голос кричавшего сорвался в крутое пике и резко перешел на истеричный визг.
— Сам заткнись, — послышалось из общей палаты напротив, — а не то я тебя заткну!
Санитары снова переглянулись, теперь в их взглядах читалась уверенность. Хоть они и не были знакомы друг с другом, но оба уже попадали в подобную ситуацию и знали, что если сейчас же не успокоить впавшего в истерику, то конфликт будет нарастать по экспоненте и ночка выдастся не из легких.
— Не надо кричать, — спокойным голосом сказал Саймон, первым зайдя в палату к Буну. — Ты же сам прекрасно знаешь… — второй раз за этот вечер он замер, пытаясь осознать увиденное.
Оливер сидел на краю своей кровати, на промокшем до нитки матраце и шатался вперед-назад, при этом непрерывно скребя ногтями по предплечью правой руки. Его лицо было напряжено, а глаза бешено вращались в орбитах.
Но Саймона удивило вовсе не это, нет, такое поведение как раз очень подходило обитателю Бриджуотера. Санитара удивило то, что Бун в палате находился один.
— Эй! Где Пирс? — Саймон осмотрел ремни, которыми Джеральд был привязан к кроватной раме. Подозрение о том, что взбесившийся Бун сам отвязал своего дружка, отпали тут же, потому как лямки на краях ремней были вырваны с корнем. — Где Пирс, я спрашиваю?
Оливер что-то невнятно промычал, он был не в состоянии ответить, его разум переживал последние секунды своего существования.