Моя жизнь наружно посветлела. «Зуав газетт» утвердилась не только в нашем полку; газету читали и соседи, даже офицеры Геккера, обычно не ждавшие истины с чужих скрижалей. Одно закрывало временами горизонт серой тучей: Иллинойс не слышал меня, когда я писал о повышении офицеров, просил о новых назначениях или об отмене назначений несправедливых. Так уж была выстроена наша армия: окажись иллинойский полк хоть в Новом Орлеане или в самом Вашингтоне, писать о производстве офицеров я мог только своим сюзеренам — губернатору Йейтсу и генеральному адъютанту Фуллеру. В архивах штата вы нашли бы десятки моих писем: я просил, грозился оставить полк, молил отменить назначение людей, окончательно негодных, и неизменно слышал от Йейтса:
Писано в крайности — это умоляю
жжет мою гордость, — писано с угрозой, больно было за тех, кого я испытал на войне; но я верил, что добьюсь справедливости, и не оставил полк.Тем временем армии Огайо получили нового командующего, — Дон Карлос Бюэлл появился в Элизабеттауне проверить и наш полк. Бюэлл — истинный талант неподвижной армии. Если бы цель армии была не война, а формировка, набор рекрутов, бухгалтерский счет, плац-парады и обеды — лучшего командующего не найти. Ум прямой, устремленный, глаз педанта; терпеливость к лести и мужество обходиться без нее хотя бы и целые сутки; доброе сердце, сострадающее не только жизни именитых мятежников, но и священной их собственности; медлительность, осторожность, осмотрительность, — совокупность талантов, необходимых командующему неподвижными армиями. Бархатный голос, бархатное сердце и рука в бархатной перчатке, — в лучшем положении оказывались его враги, рыцарское благородство
Бюэлла не позволяло чинить им зло.Я слишком поздно понял это и поплатился за слепоту, но в ноябре, когда Дон Карлос Бюэлл сменил Шермана во главе огайовских армий, на смотру в Элизабеттауне мы остались довольны друг другом.
— Я еще никогда не видел такой великолепной выучки людей, как в вашем полку! — признался Бюэлл.
В этот день он не уехал из Элизабеттауна. До глухой темноты оставался в лагере, хвалил командиров рот, запомнил их имена и среди десяти хороших рот выделил лучшие, — и не по капризу глаза, а все взвесив и оценив; нам еще не попадался такой неторопливый, зоркий старший офицер, и он поставил нас выше других полков армии Огайо. У Бюэлла даже походка поменялась; утром он сошел с лошади грузноватым отцом-командиром, которому не до улыбок и политеса, — полковой смотр омолодил его, звонче сделался серебряный голос его генеральских шпор. Бюэлл — полная противоположность и Фримонту и Гранту; без артистизма и остроты первого и без мужиковатой, ворчливой прямоты Гранта, но, верно, мне тогда нужен был именно Дон Карлос Бюэлл. В продолжение этого дня я видел в нем делового и не чуждого воодушевления офицера. На смотру Бюэлл часто ударял левую руку перчатками, зажатыми в правой, и чуть подергивал ногой, пришпоривая не коня, а людей, полки, армии, события.
В такие минуты он, верно, видел все полки огайовской армии такими, как наш, видел их наступающими к югу, через Кентукки, через Теннесси и Алабаму, видел, как в страхе бежит перед ними неприятель, развеиваясь в дым.