Где правда, там и ложь (ЛП)

– Прелесть, – сказала я, хотя у ребёнка была круглая, как горошина, голова и поросячьи глазки.

Фрау Картхаус-Кюртен провела рукой по волосам и с гордостью улыбнулась.

– Это мой сын Кеану.

Боже мой. Кеану со светлыми волосами. Кеану Картхаус-Кюртен. Что же будет с бедным ребёнком?

Фрау Картхаус-Кюртен ещё некоторое время задумчиво смотрела на фотографию, а потом сказала:

– Ваш зять сказал мне, что ваш муж внезапно умер от инфаркта. Это тяжёлый удар для вас. В психотерапии мы говорим о травматизации. Очень правильно, что вы решили обратиться за помощью.

Да, я охотно вам верю.

– Вы, конечно, много плачете.

Я кивнула. Да, я много плакала. Но перед фрау Картхаус-Кюртен я не уроню ни слезинки, это точно. Хотя она услужливо поставила передо мной коробку с бумажными салфетками.

– Могу я спросить, сколько лет было вашему мужу?

– В октябре ему исполнилось 53 года. За неделю до смерти.

– 53? – Фрау Картхаус-Кюртен вздёрнула брови. А ей можно так делать? Ведь терапевты должны уметь контролировать свою мимику. – А вам сколько?

– В апреле мне исполнится 27. – Спорим, это написано в моей карточке, глупая корова.

– То есть у вас разница в возрасте… – Она высунула кончик языка и снова провела рукой по безупречно уложенным волосам.

– Разница в возрасте 26,5 лет, – ответила я через пару секунд. Бог мой, эта женщина не в состоянии решить даже простейшую арифметическую задачу. Вряд ли она сможет понять мою сложную душевную ситуацию.

– А сколько лет вы были вместе?

– Пять. Четыре из них в браке.

– Хм. – Она стала что-то писать карандашом. – Вы не хотите поговорить о вашем отце?

Естественно. Можно было ожидать. Молодая девушка, мужчина в возрасте – людям сразу же приходит на ум слово «отцовский комплекс». А ещё «вид на жительство».

Не имею ничего против предубеждений. У меня самой их куча. Например, по отношению к психотерапевтам, которые четыре раза в минуту гладят себя по волосам. Или по отношению к людям, которые называют своих детей Кеану и / или носят двойную фамилию из восьми слогов. Кроме того, по поводу разведения бойцовых собак или по отношению к людям, которые моют свою машину дважды в неделю. Но надо понимать, что человек со своими предубеждениями может быть глубоко не прав. Тем более если он называет себя терапевтом.

У меня нет и никогда не было отцовского комплекса.

Я вышла замуж по любви.

Фрау Картхаус-Кюртен вздохнула – видимо, потому, что я молчала. Терапевты не должны вздыхать! Что она сделает в следующий момент – закатит глаза? Она несомненно новичок в профессии. Или просто не очень хороший врач. Поэтому Мими и Ронни смогли так быстро записать меня к ней.

– Давайте, может быть, ещё раз вместе подумаем о том, почему вы здесь, фрау Шютц.

– Разумеется, не из-за моего отца, – сказала я и внезапно почувствовала потребность защитить его. – Я думаю, что скажу от имени всех моих сестёр, что он не был отцом, из-за которого мог возникнуть комплекс. Он милый, дружелюбный, немного замкнутый министерский советник на пенсии, и вообще я за то, чтобы мы оставили в покое моё детство, потому что на мою теперешнюю ситуацию оно никак не влияет. В терапевтическом смысле, я имею ввиду.

Фрау Картхаус-Кюртен крутила в пальцах карандаш.

– Может быть, вы хотите мне рассказать, почему вы влюбились в своего мужа? – Я точно видела, что она старается выглядеть не любопытной, а профессионально-отстранённой.

Тебя это совершенно не касается. Но я вряд ли могла всё время сеанса просто сидеть здесь, молчать, как упрямый ребёнок, и размышлять о том, какой второе имя могло быть у фрау Картхаус-Кюртен. (Кримгильда? Кунигунде? Должно быть что-то ещё более ужасное, чем Керстин, иначе она бы не сократила его до одной буквы). За её стулом на стене висели часы, минутная стрелка которых едва сдвинулась с места. Поэтому я просто сказала:

– В Карла были влюблены многие студентки. Он преподавал историю искусств, и на его семинарах было всегда очень много народу. Он был просто очень… харизматичный. Необычный, умный и остроумный. И действительно привлекательный. Но я влюбилась в него не поэтому.

– Нет?

– Нет.

Она подождала некоторое время, не продолжу ли я говорить сама, а потом спросила:

– И почему вы в него влюбились?

– Потому что он был первым мужчиной, который меня не боялся.

– Вы думаете, мужчины вас боялись? – Она что-то написала в своей тетрадке и при этом кивнула.

– Многие мужчины боятся умных женщин, – ответила я.

– Ох. Это интересно. – Она вздёрнула брови, приняв слегка насмешливый вид. – Может быть, вы поясните подробнее?

Я выпрямилась на стуле и подняла подбородок.

– Мой IQ – 158. Школу я закончила в 16 лет, в 19 у меня уже был диплом геофизика и метеоролога. Мужчины, с которыми я в то время знакомилась, считали это несколько… устрашающим. – И неэротичным. Хотя мужчины любят говорить, что им важен интеллект в женщине, но они при этом не допускают, что женщина может быть умнее их самих. Во всяком случае, не так, чтобы они это заметили.