Я пытаюсь улыбнуться, но не могу, вместо этого наружу рвутся слезы. Он гладит меня по щеке и смотрит на Димитрия.
― Отведи ее куда-нибудь и приведи в порядок. Нам нужно заняться этим.
― Деймон, ― говорю я, когда Димитрий выводит меня из комнаты, ― где он сейчас?
Димитрий смотрит на меня сверху вниз, в его голубых глазах много такого, что я не совсем понимаю. В них, я уверена, облегчение. Но остальное ― загадка.
― Он в толпе, следит, чтобы сюда никто не вошел.
― Он хороший человек. У него есть семья, жена, которая… ну... недееспособна. Ему нужны деньги, которые приносит эта работа.
Димитрий улыбается мне.
― Я очень хорошо заплатил ему за заботу о тебе.
― Правда? ― мой голос скрипит.
Дими гладит меня по щеке.
― Да, детка, правда.
Я позволяю себе снова расслабиться в его объятиях.
― Отвези ее домой, у нас все под контролем, ― говорит Дрейк, улыбаясь мне сверху вниз.
Мы давно не виделись, но я обожаю Дрейка.
― Привет, Дрейк.
― Привет, приятно видеть, что ты все еще жива.
Я улыбаюсь, когда Димитрий несет меня через черный ход на улицу. Когда мы подходим к его машине, он сажает меня внутрь.
― Дими? ― спрашиваю я, когда он забирается на водительское сиденье.
Он смотрит на меня, протягивает руку и обнимает мое лицо ладонями, проводит большими пальцами по моим распухшим скулам.
― Мне так чертовски жаль, Джесс, ― хрипло произносит он.
― Тебе не нужно извиняться, это не твоя вина.
Он проводит пальцем по моей нижней губе.
― Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда узнал, что ты участвуешь в бое. Черт, Джесс, я думал, что опоздаю…
Я протягиваю руку и беру его за подбородок.
― Но ведь успел.
Он наклоняется и нежно целует меня в уголок рта.
― Ты сделала так, что я по-настоящему гордился тобой сегодня, Хендрикс был прав насчет этого. Ты чертовски хорошо дралась.
Прижимаюсь головой к плечу Дими и вдыхаю его запах.
― Я так боялась, Дими.
― Я знаю, детка, ― шепчет он мне в волосы.
― Отвезти меня домой.
― Сейчас поедем.
Он откидывается назад и заводит машину. Я пристегиваюсь сама.
― У тебя будут неприятности из-за убийства Роджера? ― шепчу я, содрогаясь от мысли, что Роджер может причинить вред человеку, которого я люблю, даже после своей смерти.
― Нет, Роджер ― преступник и руководит нелегальными клубами. Его никто не хватится, и уж точно не будет искать. Или же не будут копать слишком глубоко, предположив, что он уехал и двинул куда-нибудь дальше. Теперь ты в безопасности, Джесс. Я больше никому не позволю причинить тебе вред, ты меня понимаешь?
Я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.
― Я все понимаю.
― Я не говорил тебе раньше, а должен был бы, потому что, видит Бог, ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо. Ты должна знать… ― он колеблется. ― Ты должна знать: я хочу, чтобы ты была в моей жизни до тех пор, пока я буду принадлежать тебе.
Я заставляю себя не дрожать от его слов, вместо этого позволяю слезинке скатиться вниз по щеке. Он пристально смотрит на нее, и мускул на его челюсти судорожно сокращается. Он переводит взгляд на дорогу и трогается с места. В темноте меня, наконец, настигает осознание реальности. Я понимаю, как близко подошла к тому, чтобы изменить свою жизнь в последний раз. Мое тело начинает дрожать, слезы начинают течь сильно и быстро, а я сама издаю тихие, истеричные звуки.
― Дерьмо, ― произносит Димитрий.
Машина сворачивает на обочину, и дверь с его стороны распахивается. Меньше чем через минуту он уже рядом, распахивает дверь и притягивает меня в свои объятия. Я падаю на него, захлебываясь плачем так сильно, что не могу издать ни единого звука, меня просто неудержимо трясет.
― Детка, все хорошо, ― успокаивает меня Димитрий, вытаскивая из машины и перемещая нас так, чтобы устроить меня у себя на коленях.
Мы сидим так, кажется, уже несколько часов, он гладит мои волосы и утешает. Я чувствую, как тело начинает неметь от недостатка движения, и не сомневаюсь, что он чувствует то же самое. Но он ничего не говорит, да это и не нужно. Он делает все, что нужно на этот момент — успокаивает меня, дает понять, что он здесь, со мной, и что теперь все будет хорошо.
Это единственное, что мне нужно знать.
― С ней все нормально, ― говорю я, впуская Хендрикса и Инди.
Хендрикс переводит взгляд на кровать, где спит Джесс. Я вижу его тревогу, и впервые замечаю, насколько сильно он в действительности беспокоится о ней. Она всегда была права: для нее он ― герой. Он спас ей жизнь и дал шанс снова жить. Она же готова была отдать ему все, и теперь я, наконец, вижу: у нее есть на это право.
― Давно она спит? ― спрашивает Хендрикс.
― Около двух часов. Я дал ей обезболивающее, и она забылась.
― Насколько она ранена?
Я чувствую, как грудь сжимается от ярости из-за того, что тот сукин сын сделал с ней.
― Ушибы ребер, несколько мелких повреждений на лице, но, к счастью, ничего серьезного. Через несколько дней ей станет лучше. Она крепкая девочка, и ей очень повезло, что все не закончилось намного хуже. Я беспокоился, что у нее сотрясение мозга, но, кажется, все в порядке.
― Может, отвезти ее к врачу? ― спрашивает Инди.
Я отрицательно качаю головой.