Где распростерся мрак…

Только одно, зато от Колби.

«Магнус!

Прошлой ночью один из твоих приятелей-уродов залез ко мне в квартиру, засунул револьвер мне в рот и спросил, где тебя искать. Я ответила, что ты в Швеции, и он ушел.

Я чуть не обделалась.

Все, можешь меня не искать. И они тоже меня не найдут. Никто не знает, где я, — ни моя семья, ни друзья, ни на работе, ни копы, а уж тебе я точно ничего говорить не стану.

Магнус, ты мне всю жизнь испоганил и едва не убил.

Чтоб тебе сгнить живьем. И не вздумай хотя бы еще раз со мной заговорить.

К.».

К письму прилагалось коротенькое сообщение.

«Привет. Магнус.

Извини за небольшую задержку: я вчера был в разъездах и в офис не заглядывал. Этим делом займусь сам.

Агент Хендрикс».

Магнус уставился на экран, едва справляясь с вихрем чувств. Ему не хватало воздуха. Он словно тонул в собственных эмоциях: гнев на поганца, который осмелился проделать такое с Колби; гнев на Уильямса, который не обеспечил должную защиту; и гнев на Колби, которая отказывалась понимать, что Магнус тут ни при чем. Ну и, разумеется, сильнейшее раздражение в собственный адрес, коль скоро он сам допустил такое развитие событий.

Чувство вины, потому что все случилось — разумеется! — по его милости.

Беспомощность: он застрял в Рейкьявике, за тысячи миль.

Опять-таки чувство вины, поскольку за последние сутки он почти не вспоминал Колби, даже, можно сказать, забыл про нее, хотя девушка именно сейчас подвергалась наибольшей опасности…

Магнус грохнул кулаком по столу. В комнате сидели еще два сотрудника, которые тут же повернули головы в его сторону.

Что ж, по крайней мере Колби не открыла, где он сейчас находится, хотя в данный момент это заботило его меньше всего. Напротив, очень хотелось немедленно прыгнуть в самолет до Бостона, разыскать там Педро Сото и вышибить ему мозги. Да и вообще, есть ли смысл прятаться в Исландии? Трусом Магнуса еще никто не называл…

Он отправил сердитое письмо замначальнику управления Уильямсу (опять-таки через агента Хендрикса), где описывал случившееся и интересовался, куда подевалась обещанная для Колби защита. Если бостонская полиция не в состоянии уберечь Колби от беды, тогда Магнус вернется и сам займется этим делом. Раз уж по всему выходит, что ничем путным в Исландии ему заниматься не дают.

Инкилейф томилась ожиданием в ресторанчике «Мокка», рассеянно прихлебывая кофе латте. Это заведение ей импонировало: одна из старейших кофеен Рейкьявика, на углу Сколавердустигур и Лейгавегур. Небольшое, обшитое деревом уютное местечко славилось своими вафлями и избранной клиентурой: художники, поэты и писатели. Стены служили своего рода вернисажем местных творческих натур, причем экспозиция менялась раз в месяц. К примеру, в марте пришла очередь выставлять образчики из салона Инкилейф.

На столике лежала газета, однако девушка не взяла ее в руки. День выпал удачным: удалось продать шесть ваз за несколько сотен крон. Увы, по-настоящему хорошему настроению мешал только что состоявшийся неприятный разговор с одной из партнерш предприятия, которая ребром поставила вопрос о задержке оплаты от «Нордидея».

Инкилейф не то чтобы соврала, но и не открыла всей правды.

История с сагой и смертью Агнара заставила ее подумать об отце. Она отлично помнила то утро, когда видела его в последний раз. Он вышел из дома с рюкзаком, остановился, обернулся к дочери и поцеловал на прощание. Инкилейф в мельчайших подробностях помнила, что на нем было надето: синий анорак и новенькие полусапожки для пеших туристов. А пахло от него мятой, потому что отец любил «холодок»… На память пришла и обида за то, что отец не позволил ей днем раньше переночевать у подруги. И вообще она до сих пор не простила ему то страшное утро…

Смерть Агнара вызвала целый переполох, а вот гибель отца прошла как-то незаметно. В Исландии все давно привыкли к тому, что люди то и дело срываются с утесов в штормовую погоду. Уж такая особенность местного быта.

Пожалуй, это неправильно. Надо было задаться вопросами. Так же как и сейчас…

— Эй, Инга!

Соседние посетители обернулись на вошедшего, но только на пару секунд, после чего вновь занялись своими разговорами и газетами. Исландцы гордятся умением не досаждать знаменитостям. Хотя, если вдуматься, настоящей славой пользовалась одна лишь Бьорк, но даже ее оставляли в покое, когда она появлялась на улицах города.

— Томас! Как я рада тебя видеть! — Инкилейф поднялась и поцеловала его в щеку.