Где сидит фазан

В РОВД били двоих. Сначала одного — гуманизатором по рёбрам, затем второго — ногами. Менты тут были злые, красномордые, усталые. Я сразу понял, как себя вести — молча. Да. Нет. Готов заплатить штраф. «Заплатишь, — сказали мне, — потом». Забрали сигареты, кошелёк, толкнули в обезьянник. Внутри тесно стоял народ. Многие кашляли. Кто-то вполголоса матерился. Кто-то долго и трудно блевал. Хотелось скомкаться, не дышать, в идеале — стать мыслью.

Миллионы невиновных отсидели в лагерях, людей пытали, убивали ни за что. Позорно жалеть себя, и всё-таки… Конец двадцатого века. Почти цивилизованная страна. Трезвый, мирный человек идёт с работы — его бросают в клетку. Почему? Государство считает меня недостойным витрины. «Место!» — командует оно и похлопывает дубинкой о ладонь…

— А не послать ли это государство на хер? — произнесли над ухом. Голос привёл в движение ряд смутных образов. Пыль, сдуваемая с грампластинки. Тикающий часовой механизм. Липкий шелест фотоальбома… Я зачем-то оглянулся и сказал:

— Давно пора, но… страшно. Опять всё с нуля. Ты бы вытащил меня отсюда, Господи.

— Сами отпустят. Я по другому вопросу. И оставь эту архаику, называй меня…

— Высший разум?

— Фу, как пошло. Голос вселенной.

Я хотел сострить, но промолчал. Он догадался.

— Слушай и не перебивай. Ты говоришь: «за что?», «несправедливо», «разные стартовые позиции». Ты ноешь: кому-то — много, бесплатно и сразу, а тебе — остатки, втридорога и потом…

— Я такого не говорил.

— Молчать! Запомни: важно не имманентное, а трансцендентное. Не то, что дано, а как использовать. Попытка сделать рывок, качественный скачок из одного мира в другой. Привилегия нескольких жизней. Шанс узнать, человек ты или мох. В этом — твой смысл. Завтра едешь в австралийское посольство. Потом — в новозеландское. Берёшь анкеты, формы, списки документов. Решаешь, куда проще отвалить. Затем — нотариус, подтвердить квалификацию, сдать языковой тест. Канительно, дорого, но выполнимо. Готов?

Я кивнул. Тотчас лязгнул засов, решётка в новую жизнь отворилась.

— Неволошин! На выход.

* * *

Допустим, я остался в Мюнхене. Стал бы теперь бюргером в кожаных штанах, пил бы Löwenbräu. Хотя я и так его пью, не в этом дело. Просто интересный был момент: развилка, точка ухода в альтернативную жизнь. Без диссертации, степени, Новой Зеландии и Австралии. С альпийскими озёрами, Швейцарией и Веной. В пугающе уютном, домашнем городе. В неизменной компании женщины, с которой не надо быть сильным, храбрым, успешным, вообще никем другим.

Сначала нелегально, а какие варианты? Я там за год понял кое-что. Тридцать лет совка — хорошая закалка: где угодно выживешь, тем более в Европе. Тем более ко мне жена приехала. Она ещё не была женой, но шло к тому. Соблазн остаться грыз меня насквозь. Лежу в постели с девушкой мечты и насилую извилины: что делать? Какой план? Через день она уедет, потом вытаскивать сложнее. Немецкий я освоил, где чёрная биржа труда знал. Шварцарбайт, мойки-стройки, уборка конюшен — два человека. Жесть, но мы бы справились. Не это меня остановило.

Моё невозвращение стало бы проблемой. Во-первых, для приятеля, который запихнул меня сюда. Приятельство наше было компромиссным, вымученным. Напоминало пьесу в театре К. Барабаса. Но время актёрского бунта ещё не пришло. Во-вторых, я сломал бы планы тех, кто готовился ехать следом. Фонд Sonnenstrahl, оплативший учёбу, кисло бы воспринял инцидент. Немецкие коллеги тоже. Я не фанат кидать людей, Платон мне друг, но майка ближе к телу. Судьба один-то шанс даёт нечасто и не всем.

Диссертация — вот главная причина. Незащищённая, а лучше — беззащитная. Продукт «любви горящей, самоотвержения, трудов, усердия» и т. д. Аспирантура, три года зависания на острие, на высшей точке чёртова колеса. Сотни незаметных часов в Ленинке. Мягкая упругость клавиш, щёлканье литер по бумаге. Шрифт как спасение от хаоса. Толкотня умов, холодный блеск интриг. Экзистенциальная свобода, догадки, изумления, осознание всё более глубокое, что ты по-прежнему не знаешь ничего.

Если бы я защитился в мае… Обрёл бы законные полчаса славы, ваковские корочки. И осенью — grüß Gott, München. Может, видел бы сейчас другие горы за окном. Моими рецензентами были два профессора, старых, заслуженных хрена. Оппонентом — миловидная дама без глупостей, завлаб психологического института РАО. Научный руководитель объяснила мне, что расклад сил на кафедре мутный, однако эта троица — гарантия успеха. Главное — молчать, кивать, благодарить.

С оппонентом мы встречались дважды в институтском коридоре. Всякий раз дама куда-то спешила. «Диссертация в порядке, — был её вердикт, — есть пара скользких мест, я их там отметила. Именно о них спрошу вас на защите. Важно, чтобы это сделала я, а не кто-то другой. Конкретику согласуем по телефону».