Где сидит фазан

По законам беллетристики герои расстаются в тот момент, когда становятся нужны один другому. В самолётном чтиве кто-нибудь поспешно умирает. В бестселлерах для поезда — внезапно уезжает навсегда. С Юрием произошло и то, и это. Я — автор добродушный, персонажей не убиваю, люблю их больше, чем искусственный надрыв. И больше, чем естественный. Выходит, эту часть повествования сочинил не я.

Юрий стал мне дорог. Почему? Формулировка требует усилий. Юрий был визиткой той эпохи, когда ходили в гости без звонка и деньги занимали без отдачи. Живым свидетельством того, что память не обманывает нас. Давным-давно, студентом, я одолжил червонец у знакомого художника. Художник, разумеется, был кос, однако не до абстракционизма. Он знал, что быстро я десятку не верну. Затем мы потерялись, сменили адреса. Шли годы, черта бедности немного отодвинулась. Я отыскал художника, приехал к нему вечером с друзьями, с коньяком. Он не удивился — богемная жизнь полна сюрпризов. Подняли, содвинули, я отдал деньги. Художник сунул их в карман и говорит: «А ты у меня, правда, занимал? Ей-богу, не припомню». Вот это трудноуловимое качество без имени, оно в Юрии главное. Одни люди нас грузят, другие снимают груз.

Юрия пригласили в Калифорнийский университет Риверсайд. Позвонил бывший коллега, ныне светило американской энтомологии. «Умница, интеллектуал! — торжествовал Юрий. — Свалил в восьмидесятом. Получил недавно грант от Института Здравоохранения: десять лимонов на десять лет с правом нанимать, кого он хочет. Ясное дело, он хочет меня, стопроцентно моя тема! Жильё в кампусе, страховка, весь пакет. А главное, там половина наших. По-русски на работе говорят».

Когда фортуна опрокидывает на вас мешок подарков — время унять сценариста. Время приглядеться к трещинам в асфальте и сосулькам над головой, особенно летом. В Америке Юрий женился, взял в ипотеку таунхаус, молодожёна навестили дети. Дочь Юрия решила поступать в отцовский университет. Ей опять нравился папа, а также его дом и много солнца. В апреле Юрий нам звонил, шутил, смеялся: «Прилетайте в отпуск. Я с вами за компанию хоть город посмотрю…» А восьмого мая умер, остановилось сердце.

Не поверить оказалось легче, чем я ждал. Благодаря отъезду в Штаты исчезновение Юрия из мира физических тел обрело постепенность, сделалось вопросом расстояния, а не бытия. Так любимая книга, перемещаясь с тумбочки в шкаф, затем на антресоли, остаётся частью нас. Юрий окончательно стал персонажем, историей, рассказанной циником в пенсне или таким же мизантропом, но босым и с сигаретой. Бесспорный, как выдумка гения, мой друг переехал туда, куда не обязательно звонить для наслаждения беседой в гораздо лучшем качестве, чем предлагают телефон и Скайп.

В тот период я был трезв и не под веществами. Моё лекарство называлось Веллингтон. Демисезонный город укутывает мозг, подобно валиуму или ксанаксу, но исподволь, не сразу. С годами его отстранённость, его туман и сырость приглушают чувства, амортизируют движения. Зыбкое, расплывчатое время, жизнь понарошку, не всерьёз становятся наркотиком, город-невидимка — домом. Лучший способ принять это — визит на родину.

Отечество сильно встряхивает. Из тебя выпадают иллюзии, заморская плавность жестов, расслабленность лица, улыбка ценой в штуку баксов. Отечество ловко шмонает твои чемоданы, смотрит гопником с района, задаёт вопросы. Любые ответы равносильны признанию вины. Классический сон всех удравших готов воплотиться в действительность. Твой билет и паспорт аннулируются. Руки можешь опустить пока. Чтобы завтра явился по месту прописки и встал на учёт. Какая Зеландия? Какой Веллингтон? Нет такого города, и не было никогда.

Минус тридцать, Самара, январь. Мы садимся в такси. Ремней безопасности нет, шофёр выжимает сто двадцать. По обледенелому шоссе летим синусоидой в ночь и метель. Динамики накачивают салон попсой: «Но-о-вый год к нам мчится, ско-о-ро-о всё случится…» И я понимаю: вот эта езда — метафора родины. Тут по-прежнему нет завтра, время спрессовано до хруста, жизнь упоительно быстра. Единственное правило — отсутствие правил. В этом пространстве ты — заложник. Выбрался — счастливец и герой. Нет — вызываем клининг-сервис.

В России меня ожидали три новости. Плохая и хорошая отличались единственным словом. По сути, не изменилась моя родина. По сути, не изменились мои друзья. Встреча с ними беспокоила меня, как человека, долго не смотревшегося в зеркало. Обрадует ли то, что я увижу? Не смутит ли разочарование? Не шокирует ли пустота? Обняв друзей, я устыдился этих мыслей. Передо мной стояли те же раздолбаи, с которыми — спина к спине — мы выживали десять школьных лет. Мы не искали тем и не боялась пауз. Мы не боялись даже трезвости. Едва я покидал друзей, как возвращался страх.