Где скрывается правда

Мэгги улыбается, потом желает нам хорошо повеселиться и велит как следует запереть двери, когда будем уходить. Кэлли неопределенно кивает мне, будто говоря: «Ну что ж, ладно», – и снова пропадает у себя в комнате.

Я опускаю взгляд на свою непрезентабельную толстовку. На рукаве жирное пятно от сырного тоста, который Мэгги сделала мне на обед. Придется идти в том, что есть: у меня с собой мало одежды на прохладную вечернюю погоду. Наверное, там все равно будет темно, никто и не увидит.

Я заново укладываю волосы в пучок, когда в проеме появляется Кэлли.

– Готова?

Нет.

– Да.

Она переоделась в джинсы с низкой талией и хлопковую рубашку. Я закатываю на толстовке рукава, чтобы спрятать жирное пятно, и спускаюсь вслед за ней.

– Нам разве не стоит взять с собой открытку или что-нибудь такое? – спрашиваю я, недоумевая, почему руки Кэлли пусты, когда она запирает за нами дверь.

Она шагает вперед по подъездной дорожке, не оборачиваясь ко мне.

– Никакая это не вечеринка.

– Надо же, а звучало убедительно.

Мы подходим к минивэну Мэгги, и лицо Кэлли отражается в боковом зеркале заднего вида. Взгляд у нее недружелюбный.

– А что, тебе было бы лучше весь вечер просидеть в этом доме, навевающем депрессию? – Она отпирает автомобиль, и мы садимся внутрь.

Что Кэлли знает о депрессии? Бабушкин дом от пола до потолка завален пепельницами и таблоидами еще с тех времен, когда умерла принцесса Диана. Как бы то ни было, но я не отвечаю на вопрос, а она не давит на больную тему. Кэлли выворачивает на главную дорогу, и я притворяюсь, будто дорожные знаки – страшно занимательное зрелище. Вот, например, реклама хеллоуинской прогулки с привидениями за пожарной станцией – хотя праздник был уже девять месяцев назад.

Кэлли покашливает, и надежда доехать остаток пути в молчании испаряется. Я поворачиваю голову. У нее такой вид, будто она сейчас упадет в обморок.

– Тогда дело было не в тебе. – Она так яростно вцепляется в руль, что ногти у корней белеют. – Я так вела себя после твоего переезда, потому что… мне просто было тяжело.

Если бы у меня хватило смелости, я бы напрямую спросила, с чего она взяла, что мне тогда пришлось легче. А ничего, что мама меня оставила? Что мне пришлось переехать к женщине, которую я до этого ни разу не видела?

– Много воды утекло. – Это все, что я могу ответить.

Она отпускает руль и заправляет локон за ухо. Ее пальцы застывают на месте, как будто она не может с собою совладать. Мне ее почти жаль. Почти.

– Ты хотела, чтобы я поехала с тобой, дабы не оставлять меня наедине с твоей мамой? – спрашиваю я. – Боишься, что я могу ей чего-нибудь наговорить?

Кэлли опускает руку и кладет ее себе на колено.

– Маме ты ничего такого не сможешь рассказать. – Неуверенность, которая чувствовалась в голосе еще полминуты назад, пропала. Я начинаю нервно дергать пальцем за дыру в джинсах.

– Следствие чуть не уничтожило мою семью, – тихо говорит Кэлли. – Мама все эти годы винила себя, говорила, мол, если бы они с папой той ночью не уехали, Лори до сих пор была бы жива.

Пафос. Я узнала этот термин в прошлом году из курса по риторике. Пафос — это стиль повествования, цель которого – воззвание к чувствам. Основная идея, которую хочет передать Кэлли, понятна: если я начну ворошить прошлое, которое еще со времен суда все старались забыть, то принесу Гринвудам еще больше боли.

Я сделаю больно Мэгги, которая подобрала меня той ночью на заправке, спасла от детдома и всегда клала лишний сэндвич в ланчбокс Кэлли на случай, если папа залез ко мне в карман куртки, пока я спала, и украл деньги на обед.

Я не свожу глаз с закатного солнца на горизонте. Вспоминаю Лори Коули, ее руки, которые всегда пахли лосьоном с сиренью, когда она аккуратно убирала непослушные локоны у меня со лба. Представляю себе ее тело, опухшее после реки, бесцветное, не считая синего кольца вокруг шеи. «Такое мог сотворить только монстр», – заявил окружной прокурор, когда выкладывал перед жюри фотографии трупов жертв. К горлу подкатывает ком тошноты.

Я вдруг начинаю завидовать Уайатту Стоуксу, и такое со мной случается уже не первый раз. Если он виновен, то, по крайней мере, ему не придется жить с этой виной вечно.

_***

«Не вечеринка» оказывается загородным пикником, недалеко от трассы и трейлерного парка, где мой отец иногда играл в покер с напарниками. Мы паркуемся в высокой траве, спускаемся по тропинке и выходим в поле. Вдалеке я замечаю амбар. Болтовня у костра затихает, когда все поворачиваются посмотреть, кто приехал.

Девушка с бумажным пакетом в руке подходит к нам первой.

– Я уж думала, ты не приедешь. – Она наклоняется и чмокает Кэлли в щеку. Меня передергивает от мысли, что она чмокнет и меня, хотя и так понятно, что такой угрозы нет. Девушка отходит на шаг назад. У нее волосы каштанового цвета, который у плеч переходит в светлое омбре.

– Охренеть, – выдыхает она. – Тесса?