Где скрывается правда

– Мы его найдем, – говорю я больше самой себе, нежели Кэлли. Мне надо найти Денни, и не просто потому, что он может знать, что на самом деле случилось тем вечером между Лори и Джос. Теперь уже вопрос не только в убийстве Лори. Отец умер, мать неизвестно где, и я не уеду из Фейетта, не разыскав сестру.

Сначала, когда я переехала к бабушке, я время от времени пыталась говорить с ней о Джос.

Например, если бабушка готовила на обед макароны с сыром, я говорила: «Раньше макароны мне готовила сестренка». Когда мы садились смотреть ситком, я вспоминала: «Сестренка любила “Друзей”». У бабушки на лице появлялся пустой, жалостливый взгляд, словно я это выдумывала, будто сестренка была плодом моей фантазии, воображаемой подругой, которую я придумала, чтобы справиться с травмой после разлуки с мамой.

Я стараюсь отмахнуться от все растущего чувства обиды на бабушку, которая никогда не проявляла желания говорить о моей семье. Она так и не виделась с Гленном Лоуэллом или Джослин, а когда в разговоре всплывала мама, в глазах бабушки появлялась усталость. Могу только сказать, что она разочаровалась в своей дочери. Бабушке было больно обсуждать, из-за чего испортились их отношения с мамой, и потому мы не разговоривали о ней вовсе.

Может, если бы мы все-таки поговорили, я узнала бы об Аннетт достаточно, чтобы выследить ее с сестрой. Вероятно, тогда мне не было бы так чертовски одиноко в городе, где я провела полжизни.

Мы с Кэлли молча возвращаемся к ней домой. Кажется, желание говорить со мной, охватившее ее недавно, когда речь зашла о панических атаках, пропало. Она не произносит ни слова, пока не отпирает переднюю дверь.

– О господи, – говорит она, отпрыгивая назад.

Мэгги сидит в гостиной, в кресле Рика, откинувшись на подушку, будто поджидая нас.

– Я устала ждать, пока ты приберешься у себя в комнате. – Ее голос звучит незнакомо, будто слова сливаются. – Поэтому решила это сделать сама.

На кофейном столике перед Мэгги стоит бутылка водки. Она почти пуста. Кэлли вся сжимается: это та же бутылка, которую она боялась оставлять под кроватью.

Знаю, что мое присутствие здесь будет лишним, а потому потихоньку крадусь наверх, как мышка, которую вот-вот прогонят метлой.

Прежде чем закрыться в гостевой комнате, улавливаю обрывки их фраз.

– …мы не так учили тебя справляться с проблемами.

Мэгги.

– У меня выдалась ужасная неделя, ясно? С тобой о таком не поговоришь.

Кэлли.

– Кэлли, что за чушь? Приходи и говори со мной о чем угодно.

– О чем угодно, кроме Лори!

Я отпускаю дверную ручку гостевой комнаты. Прижавшись спиной к коридорной стене, жду, что ответит Мэгги.

Следующей, однако, заговаривает Кэлли. Она плачет.

– Ты ни разу меня не спросила, хочу ли я давать показания.

– Ты ведь сама хотела. Ты хотела помочь.

– Нет, это ты заставила меня думать, что выбора нет, что, если не расскажу, что мы с Тессой видели его во дворе, он выйдет на свободу…

– Перестань, Кэлли! – орет Мэгги. – Сама не знаешь, что говоришь.

– Знаю, – плачет Кэлли. – Мне уже не восемь. Я достаточно взрослая, чтобы понимать, что мы могли ошибаться. А то, что детектив тогда с нами творил, это ни в какие ворота…

Короткий звук удара. Кожа по коже. Я сглатываю. Мэгги дала ей пощечину.

– Кэлли, стой. Прости меня, я…

Шаги по лестнице. Я ныряю в гостевую комнату и закрываю за собой дверь, но поздно. Кэлли уже пролетела мимо меня к себе в спальню. Она знает, что я все слышала.

По ступеням топает Мэгги. Я втягиваю ртом воздух.

– Не знаю, зачем я это сделала, – хнычет Мэгги перед дверью Кэлли. – Я сорвалась. Прошу, впусти меня.

Ответа нет. Я прижимаюсь ухом к двери как раз тогда, когда Мэгги говорит:

– Это она тебе сказала? Она пытается тебя убедить, что тебе не надо было давать показания?

«Она» — это я. Мэгги думает, что я вернулась в Фейетт и привезла с собой безумную идею, что на самом деле той ночью мы видели во дворе не Уайатта Стоукса.

Мэгги сдается, и спустя несколько секунд дверь в ее спальню закрывается. Я жду двадцать минут, пока не становится ясно, что она не выйдет, затем тихонько спускаюсь по лестнице и выскальзываю на улицу.

Запрыгиваю на велик Кэлли и отъезжаю от дома Гринвудов. Мчусь по главной дороге до Оленьего Бега, наматываю круги вокруг трейлерного парка, размышляю о том, что сейчас делает Фиби, девочка с коляской. Думаю, стала ли Мэдди внимательнее следить за детьми у бассейна.

Я езжу кругами, пока солнце не начинает клониться к закату, и понимаю, что кто-то в доме может меня хватиться.

Когда я возвращаюсь, Мэгги так и спит у себя в спальне. Рик дома. Кэлли ему говорит, что Мэгги нехорошо и она проспала весь день. Рик велит Кэлли заказать нам пиццу.

После ужина я встаю из-за стола и поднимаюсь к себе. Разбираю рисунки отца, пока веки не начинают слипаться. Вспоминаю слова Мэгги, как будто, если много раз прокручу их в голове, то они станут менее горькими.

«Она пытается тебя убедить, что тебе не надо было давать показания?»