Где Спряталась Ложь?

Мир покачался и рухнул. Лена обняла сына, и они долго стояли так, находясь в какой-то невесомости. В растерянности побродила по комнатам. Потом ещё сумела заставить себя принять душ, чтобы как-то прийти в себя. Затем дошлёпала, не вытираясь, до постели и уснула, не успев коснуться подушки. По-видимому организм, готовясь к тому, что долго отдыхать теперь не доведётся, включил защитные функции. Утром приходило много людей. Официальные и не официальные, друзья, соседи, сослуживцы и знакомые… Беда сразу стёрла время суток. Лену одолевала страшная слабость, хотелось просто лечь и забыться, не видеть, не слышать никого, авось пробуждение будет иным и всё само собой рассосётся превратившись в ошибку. Только обыкновенные житейские вопросы не давали ей это сделать. Реальность была беспощадной. Пришлось сходить с офицерами в его квартиру за парадной формой, которую они тут же забрали с собой в морг. Кто-то рассказал, что Семён не справился с управлением и врезался в столб, но Лена совершенно не помнила кто. Голова гудела и бунтовала. Сердце то щемило, то взрывалось, не смотря на выпитый флакон успокоительного. Кто-то даже обронил, что Долгов был как бы в стельку пьяный. Лена слушала и молчала. Ни переспрашивать, ни уточнять ничего не хотелось, да и совершенно не было сил. Машину водил он хорошо. Хотя всякое бывает. От ситуации говённой никто не застрахован. Пьяным быть ну никак не мог, она с ним разговаривала, и он собирался ехать ещё работать. Опять же за руль под градусами не имел привычки садиться. А что если всё просто. Это предупреждение, тем кто собирается открыть рот. Так сказать, продемонстрировали на мятежном полковнике серьёзность своих намерений. Запросто! Знал ли он, что его ожидает? Похоже так. Но надо подождать официальной экспертизы. Хотя, чтоб там не произошло — человека нет.

Хоронили через два дня с военными почестями, и всякое такое. Народу набралось очень много. Она видела лицо Долгова, лежащего в гробу, но не верила, что он мёртвый. Ей казалось, что это какое-то недоразумение, которое должно кончиться. Бывают же чудеса или необъяснимые вещи. Вот и сейчас он встанет и разворчится. Но нет, всё шло чин чином. Говорились речи и махал кадилом священник. На кладбище около неё были постоянно какие-то люди, что-то говорили, обещали. Она кивала. У гроба пытались постоять какие-то женщины, Лена отошла, потянув за собой Даньку. «Должно быть, неофициальное настоящее Долгова? Пусть простятся, наверное, у них тоже есть право…» Потом тяжёлый обед, с длинными речами и перечислением заслуг, на котором они с сыном чувствовали себя посторонними и, наконец, всё кончилось. Поддерживаемая мрачным Данькой, вышла из-за стола, на улицу… Остановил мужчина, предъявил корочки, сказал, что из милиции и что несчастный случай принимается за основную версию. Кивнула и обошла препятствие. Принимайте что хотите. Она закаменела с того самого момента — известия о гибели. Не рыдала и не билась в истерике, но горе застывшее в её остекленевших глазах, сведённых скулах и сжатых уголках губ переносилось страшно тяжело. Дорогу до дома она помнила плохо. Везут и ладно. Их доставили с Данькой домой, и проводили до двери. Лена поблагодарив, поспешила быстрее скрыться в своей крепости. Но в этот день достаточно уютно и безопасно она не чувствовала себя и там. Странно, но она почти не помнила похорон, поминок и лиц присутствующих. Всё слилось в какой-то вязкий кисель. Рот сковала горечь, в горле булькал комок, а в мозгу просто сидело осознание того, что ничего не может быть по — прежнему. Она, не раздеваясь, упала на кровать и впервые за последние три ночи уснула. Очнулась от страшной суши во рту, опустошённости и от того, что во всю силушку с каким-то зловещим шёпотом тормошил Данька.

— Мам, вставай, мам, да поднимайся же… Ну.

Встать она после таблеток не могла, но промычать, промычала:

— Что тебе от меня надо?

Он затараторил:

— У папы в квартире свет…

Лена искренне изумилась:

— С чего ты взял? Наверняка ошибся окнами…

— Да нет же, нет. Я говорю тебе, свет горел, — не отставал сын.

— Оставь всё до завтра. Утром разберёмся. Может просто забыли выключить, когда ходили за одеждой. Деньги у него все в банке, компьютер старый, воровать там нечего.

Но Данька не унимался:

— Мам, пошли. Надо посмотреть. Нельзя же это просто так оставить.

Лена, пересиливая себя, встала, с трудом подошла к окну.

— Ну, где? Темно. Какой ты мучитель.

Сын побегал перед окном и нехотя согласился.

— Точно сейчас темно, но было же. Горел свет. Я ничего не перепутал.

— Дань, пожалей меня, мне плохо, — простонала Лена.

Но Данька, враз побелев, зашептал:

— Мам, может это душа его бродит неприкаянная.

Лена шлёпнула ладошкой по его лбу.

— Душа до девяти дней в теле по христианским законам. К тому же свет включать не может.

— Тогда кому те фокусы нужны?

— Завтра с утра сходим и проверим. А сейчас ложись-ка ты спать. У твоих 20 против моих 39 свои плюсы и свои минусы. Папу не вернёшь. Так сложилось. Как в народе говорят: знать судьба такая.