Сурагат. На сей раз она подрастерялась. Против никак не была. Делай и быстрее. Она уж пожалела, что открыла рот, потому что принуждена была выслушать раздражённую речь. Крыть ей было нечем. Текста не было. Нет, она, конечно, поговорить могла, но… не стоило. Лена, собравшаяся было в мыслях возражать, заткнулась на полувздохе, вспомнив о благе горячей воды, и быстро расправившись со своим «я» ушла от греха. «Пусть что хочет болтает, лишь бы сделал. О, какие чудные слова! — восторгалась она собой. — К тому же он прав. Боже, да я просто умница!» Досыпать, естественно, не завалишься при чужом человеке, пошла, достала «ноутбук» и принялась за работу. Во первых, — выше головы не прыгнешь. Он слесарь — пусть и слесарит. Во — вторых, дело вовсе не в том, что она до безумия любила свою работу или не могла без неё жить, хотя и в этом есть доля правды, просто на собственной шкуре ощутила, что писательское творчество держится на ежедневном тяжёлом труде. Да и, когда садится за новую книгу, всё остальное ей становится неинтересным, как Данька не скажет — по барабану. Правда семья в этот список не входила и горячая вода, как выяснилось, тоже. Она писала, а он возился и возился. Её подмывало подтолкнуть или вовсе разругаться с ним. Сколько ж можно ковыряться! Потом у неё аж промелькнула мысль, остаканить его, чтоб включил соображаловку и скорость, но постеснялась, он такой весь европейский, а она со стаканом. И потом, кто гарантирует, что он после её угощения не свалится в её унитаз. «Нет уж, надо потерпеть! — сказала она себе. — Но он у меня не то чтоб премиальные, а зимой снегу не получит». Часа через два, слесарь готовый к рапорту и готовый продемонстрировать результаты починки, подал голос:
— Эй, хозяйка, ходи сюда. — Для верности быть услышанным постучал ключом о дно перевёрнутой кастрюли.
Естественно, услышала. Лена, отставив книгу, заторопилась. Он стоял уже с собранным инструментом, ожидая только её появления.
— Принимай работу. — Вытирая руки тряпкой, с насмешкой посматривал он на неё.
Лена, недоверчиво перешагнула через порог и, плюхнувшись на колени, неприлично выставив попу на его обозрение, заглянула под трубу. «Не течёт? Не течёт! — обрадовано улыбнулась. — Какое счастье можно мыться». Симпозиумы собирают, ищут — в чём счастье? Вот в горячей воде!
— Чего ты к полу прилипла, — пробасил мужик, одним рывком поставив её на ноги.
— Руки убери — те, — обомлела от такой помощи она.
Но выплеснуть свой гнев по этому не слесарному поводу не успела, он, перебив переключил на деловое:
— Я посвоевольничал немного, прокладки в кранах поменял и в душевой кабине подтянул крепление. — Заявил он, как ни в чём не бывало, неторопливо убирая руки из-под её подмышек.
Лена, справившись со своими, в один миг, вытаращенными глазами, метнулась в ванную, потом в кухню, но нигде ничего не капало и всё работало. От счастья сердце колотилось, как после ненормального бега. Чтоб не выпрыгнуло совсем уж, прижала его рукой. «И чего я на него окрысилась. Похоже как раз сегодня звёзды мне улыбаются».
— Ой, спасибо, я сейчас расплачусь, — круто повернувшись к нему спиной, побежала в спальню за деньгами. С подвалившего везения и щедрости, выхватив приличную бумажку, сунула в его руку. — Хватит?
— Обращайтесь, если что, — хмыкнул весело слесарь, — но по мелочи мог бы и хозяин подтягивать краники-то…
Лена развела руками:
— Если б он был, то не вопрос.
— Что разбежались что ли? — почесал он за ухом.
— Как у всех. Не сложилось… Может рюмочку налить с устатку? — совсем растаяла она. — Правда, водки нет, коньяк.
Но расстараться не удалось. Слесарь крякнул в кулак и откашлявшись пробасил:
— Вы ж пить со мной не сядете. А ухомячить с самого утра одному пузырь, это плохо по всем законам анатомии, к тому же на потенцию повлияет…
«О! И чего разболталась с чужим мужиком, вот узнает, что одна, саданёт по башке и обчистит квартиру, — тут же напугалась она, подумав про чисто материальный вопрос. — Хотя, если б садануть, то давно бы приголубил, а не крутил краны. — Тут же выпрыгнула трезвая мысль. — Какая-то чертовщина в голову лезет».