Конечно, сказывается фактор «кулика» с «родным болотом». Бесспорно. Это я понимаю. Но как тогда понять то, что люди, совершено посторонние этому городу, в свое время с непостижимой яростью защищали каждый его камень. Врастали в эти скалы и стояли насмерть — дважды за короткую его историю. И дважды этот город был просто стерт с лица земли вместе с этими, сроднившимися с ним людьми. И дважды возрождался.
И другие люди, такие, например, как бабушка бестолкового Трюхина, со всех концов земли приезжали сюда, чтобы поднять город из руин. Сделать его еще прекраснее и родным для себя. И наполнить его новой магией. Магией жизни и любви.
Опять меня понесло? Понесло! Да, и не мудрено. Ведь я стал историком благодаря этому городу. Может быть, благодаря именно этим морским прогулкам — с южной стороны центральной бухты на северную.
Еще бы меня туда не тянуло!
Я стоял на кормовой площадке у машинного отделения катера, вцепившись в поручни, и с удовольствием подставлял лицо под соленую водяную пыль.
Вообще-то, сюда вход для пассажиров воспрещен, но команда этого уютного суденышка всегда сквозь пальцы смотрела на сие повсеместное нарушение.
Какое-то назойливое чуть заметное беспокойство стало нарастать у меня в голове на полпути до северного причального пирса. В самом центре городской бухты. Что-то очевидное, но не до конца сформировавшееся.
Ненавижу это ощущение! Прямо чувствую, как где-то в подкорке головного мозга по запутанным синапсам метается заблудившийся электрон не оформившейся мысли, и не может никак выбраться на поверхность. Впору головой стукнуть о переборку, для ускорения процесса…
— Мальчик! А где твои родители?
Оглядываюсь. Полноватая дамочка в блеклом пляжном халате в какой-то мелкий сизый цветочек. На голове — розовая с блесками соломенная панама с бантом. За руку держит не менее полного мальчишку лет девяти с капризно надутыми губами. На пацане короткие светлые штанишки, футболка с якорем на пухлом животике и берет с голубым помпоном на голове.
Я усмехаюсь про себя. Типичная картина. Курортники. Что-то припозднились. Вообще-то, учебный год уже начался. Почему не в школе, морячок? Кто ему этот берет дурацкий подсунул? Ведь даже не догадывается, что помпон красным должен быть…
— Кто тебе разрешил там стоять? А ну, выйди немедленно! Сейчас капитана позову!
Ну, да! Сейчас он штурвал бросит и прибежит. Толстячок, наверное, раскапризничался. На корму хочет. А в проходе — цепочка, на которой табличка с грозной надписью. Стра-ашно! Делов то — отстегнуть цепочку, пройти и повесить ее обратно. Так нет! Доколупаться надо! До местных старожилов.
— Я тебе что сказала! Милицию позвать?
То капитана, то милицию. Давай уж сразу взвод палубной охраны. Который на судне с экипажем в три человека.
Как-бы между делом начинают подтягиваться поближе немногочисленные пассажиры. Они с интересом наблюдают за разгорающимся скандалом. Большинство — с понимающими улыбками. Хоть путь не долгий, но кто ж откажется от дополнительного развлечения?
И тогда я совершаю коротенький, но убийственный ход. Простой, как все гениальное. Отворачиваюсь от скандалистов и делаю один шаг влево.
Все! Детский мат. Меня просто не видно за массивной кормовой рубкой машинного отделения. Даже сквозь шум дизеля слышится возмущенный голос дамочки, скулеж псевдо-французского юнги и смешки пассажиров. Думаю, инцидент исчерпан. Цепочка для курортников — серьезное препятствие.
Что-же меня свербило совсем недавно?
Вот сбили же!
Прямо возле причала — площадь. На ней с краю — небольшая автобусная станция. Отсюда до Любимовки минут пятнадцать нескорой езды на общественном транспорте. Однако я прохожу мимо и направляюсь по главной улице в горку. Там на холме — центр Северной стороны, кинотеатр «Моряк». Место встреч и свиданий для влюбленных. А также — главный ориентир для тех, кто не совсем хорошо знает город.
Вон оно что! Я понимаю, куда меня несут ноги. Возле «Моряка» в одном из частных домиков живет мой друг юности — Вовка Микоян, с которым мы учились вместе в судостроительном техникуме.
«Ну и смысл? — ругаю собственные своевольные ноги, — мы с Вовкой в пятнадцать лет только познакомились. Ему сейчас семь. Он меня еще просто не знает. Даже и не мечтает о таком счастье».
Нас сблизила… ну, или сблизит лет через восемь страсть к гитаре. Ну, а как же! Мы ведь даже оказались у истоков создания целого ансамбля! «Подвального», как это тогда называлось. «В каморке, что за актовым залом…» — так это про нас.