— Подождите, — сказала я. Мой взгляд привлек желто-голубой лоскут материи, который высовывался из-под коробок. Этот лоскут до странности походил на галстук, который надел банкир на день рождения своей жены.
Ласточкин и двое охранников стали разбирать пакеты и коробки, отшвыривая их в сторону. Не прошло и двух минут, как перед нами во весь рост предстал Георгий Лазарев, бывший банкир и бывший муж знаменитой актрисы. Челюсть его отвалилась, на пиджаке с левой стороны натекло немного крови. Наклонившись, Ласточкин потрогал пульс.
— Он мертв, — сказал Павел, выпрямляясь. — Убит ударом чего-то острого в сердце, скорее всего ножа. Словом, все почти так, как и говорилось в том телефонном звонке.
Глава 11
В голове моей взрывается самый настоящий фейерверк. Он настолько ослепителен, что на мгновение я утрачиваю всякое самообладание. Проворонили! Прошляпили! Прозевали! Олухи, ослы, кретины! И кто? Мы! Нет, в самом деле, ну где это видано, чтобы знающие свое дело опера позволили у себя под носом убить человека? И не какого-нибудь, а самого Георгия Лазарева, банкира, толстосума, почти олигарха! Столп общества! Почтенного гражданина! Пуп земли — а если и не пуп, попробовали бы вы это доказать самому Лазареву!
Однако столп общества, похоже, больше ничто не колышет. Он лежит у наших ног в нелепой позе, и температура его тела стремительно приближается к температуре окружающей среды. Сравнявшись с температурой среды, она будет продолжать падать дальше, до температуры морозильной камеры, в которую его поместят, жалкого, дряблого и раздетого, повесив для верности к ноге стандартную бирку. И те, кто раньше так лебезил перед ним, станут говорить о нем с усмешкой, не лишенной тени торжества, какое всегда и везде испытывают оставшиеся в живых перед лицом мертвых.
Первый телохранитель не выкрикивает, а прямо-таки лязгает в телефон распоряжения охране. В доме враг! Убийца! Оцепить — схватить — не выпускать! Отвечаете головой и прочими частями тела!
— Орудия убийства нет, — говорит Ласточкин.
— Нет, — соглашаюсь я. Он хмурится:
— Надо бы ей сказать.
Всенепременно. Убийство мужа — лучший подарок ко дню рождения. Лучше не придумаешь. Нет уж, увольте меня от этого.
— Что происходит? — звенит в дверях голос Арбатова.
Охранники поспешно поворачиваются к нему, но слишком поздно: он успел заметить тело. Увидев мертвого банкира, Юрий Данилович слегка меняется в лице. Готова поклясться, в этот миг он живо представил себя на месте убитого.
— Однако, — только и произносит Арбатов. Ласточкин бросает на него быстрый взгляд.
— Произошло несчастье, и мы были бы вам очень обязаны, если бы вы… э… не стали о нем распространяться.
— Разумеется, — отвечает Арбатов и уходит.
Павел поворачивается к охранникам:
— Надо известить местных оперов, они официально откроют дело об убийстве. Постарайтесь ни к чему не прикасаться — может, где-то остались отпечатки убийцы. Да, и еще: гостей из дома не выпускать. Они могут нам понадобиться как свидетели.
— Камеры наблюдения, — напоминаю я.
— Да, это первое, чем следует заняться, — соглашается мой напарник. — Охрана не обнаружила никого из посторонних?
Первый телохранитель говорит по сотовому.
— Нет, — отвечает он уныло, закончив разговор. — Никого ребята не видели. Кстати, а где ваш помощник?
— Какой еще помощник? — ошарашенно спрашиваю я.
На лице охранника — искреннее удивление:
— Ну как же… Приехал парень, сказал, он работает с вами, назвал ваши фамилии, и его пустили. Что, он не с вами?
— Как его зовут? — орем мы с Ласточкиным в один голос.
— Да он вроде называл свою фамилию… Черт, значит, это был не он?
Но уже слишком поздно: Паша Ласточкин завелся, и теперь ему сам черт не брат.
— Ты остаешься у тела! — кричит он второму охраннику. — Никого в комнату не пускать, ничего не трогать! А ты, — говорит он первому, — проводи нас к тем, кто пропустил этого малого. Мне нужно его описание! Срочно!
Он вылетает из комнаты быстрее, чем тихоокеанское торнадо успело бы смести с лица земли нужник фермера Джонса.
Боже, как неудобно бегать в платье! А каблуки? Черт возьми, я едва не забыла про туфли с каблуками, которые к нему надела, и, если бы я вовремя не ухватилась за перила, лететь мне кувырком по лестнице. Гости! Гостьи! Расфуфыренные фифы, гоблины с толстыми кошельками… Посторонитесь, мать вашу!
— Хамка! — визжит мне вслед обладательница силиконовых губ.
Я присоединяюсь к Ласточкину и охраннику уже у ворот, где стоят на стреме бдительные сторожа. Ух, как на них ругается охранник, которого, кстати, зовут Ваней! Не трехэтажные, а тридцатитрехэтажные выражения сыплются на них, и прежде чем сторожа успевают хоть как-то отреагировать, они оказываются прямо-таки погребены под сыплющимися обломками.
— Ладно, ладно! — вмешивается Паша. — Опишите мне этого якобы помощника.